Брайан Джеймс: Грязный лгун

«Думай о чем-нибудь другом! Думай о другом», — повторяю я сам себе, идя к северному залу. Думаю о спортивных машинах или о крышках от бутылок. Думаю о повторе старых передач. Думаю о тротуарах. Кассовых аппаратах. О числах, написанных от руки. О чем угодно, лишь бы эздэ Не затрагивало чувств, лишь бы эти мысли могли заглушить мои эмоции.

Это помогает.

Это всегда помогает.

Тогда я снова могу быть Щенком, невидимым для демонов, могу вернуться в тень. Там я буду в безопасности, пока очередной демон не признает во мне маленького мальчика, и тогда мне опять придется пройти через все это.

Я полностью прихожу в себя к тому времени, Когда встречаю Сина и Кейта — они стоят у дорожного знака, демонстрирующего проезжающим машинам название этого отстойного места.

— Готовы? — спрашиваю я.

Они больше не облокачиваются на табличку с надписью «Старшая средняя школа Ковингтона» (Covington Senior High School), мы втроем идем по тропинке, уходящей в сторону от дороги, когда начинает накрапывать дождь.

Я не против дождя.

Я не против того, чтобы согревать руки своим дыханием, или того, что вода струится по моему лицу. Все это не имеет значения, когда я иду по тропинке в лесу.

Всю свою жизнь я проводил большую часть времени в лесу, выбирая тропы, вьющиеся сквозь лабиринты деревьев и мимо зарослей кустарников, таких густых, что все вокруг теряется из виду, в поиске потаенных мест, надежных укрытий, которые найдутся в каждом лесу.

Я на несколько метров отстаю от Сина и Кейта.

— Давай! Пошевеливайся! Льет как из ведра! — кричит мне Син, идущий впереди. Его голос заунывный, как ветер. Я снова дышу на руки и замечаю, что мне намного холоднее, когда промокает одежда, а вода попадает в боты, отчего у метая коченеют ноги.

Трудно поверить, что на дворе весна. Мне кажется, что она всегда похожа на ребенка, который иногда не знает, плакать ему или смеяться. Весна никогда не знает — то ли овеять нас зимней прохладой, то ли начать готовить нас к лету.

Я начинаю привыкать к этому лесу. Он уже мне не чужой, как это было месяц назад, когда я впервые вошел в него. Он становится моим, как и лес за домом моей матери. Деревья больше не смотрят на меня, как на незваного гостя. Они позволяют мне идти беспрепятственно. Их корни спрятаны в земле, чтобы моим ногам было легче найти путь, петляя в густом лесу. Лес принимает меня. Признает, защищает меня.

Когда я догоняю Кейта и Сина, мое лицо слегка розовеет от холода, а руки обветрились и покраснели.

Кажется, ветер не доставляет им особых хлопот.

Я уже могу различить разрисованные из баллончиков листы фанеры — стены нашего убежища. Нам нужно идти осторожно, чтобы к одежде не цеплялись колючки, в изобилии растущие по обеим сторонам узкой тропинки. Нам нужно идти осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрых листьях, сорванных ветром с деревьев, несмотря на то, что они молодые и зеленые.

Тропинка выходит на полянку перед дверью, которой также служит лист фанеры, держащийся на старой дверной петле и закрывающийся на висячий кодовый замок.

— Давай поживей, — говорит Кейт, пока Син возится с замком. Его пальцы скользят, когда он пытается набрать нужную комбинацию цифр, наш пропуск в укрытие.

— Отвали, я и так стараюсь — огрызается Син в ответ; его пальцы поворачивают диск несколько раз по часовой стрелке и замирают, еще один раз против часовой стрелки — и пауза, и опять пол-оборота по часовой — замок открывается и соскальзывает.

Син распахивает дверь, и изнутри доносится запах прелой листвы. Он достает из кармана зажигалку, и я начинаю различать в темноте контуры старой книжной полки. Кейт проходит вперед, и я жду снаружи, пока он пытается что-то нащупать в темноте.

Темнота рассеивается, как на восходе солнца, когда появляется Кейт с ярко горящим старым фонарем в руке.

— Ну, чё вы как лохи! Двигайте сюда, — говорит он. Разве мы можем не принять такое теплое приглашение!

На первый взгляд не скажешь, что в этой лачуге полно места, где можно было бы вытянуться в полный рост. Вместо стульев у нас три чурбана. Столом служат доски, принесенные со стройки. Пол земляной, и дождевая вода подтекает под стены и собирается в лужи по углам; во время сильных ливней ее набирается много, и она потоками устремляется к ручейку, бегущему недалеко от тропинки.

Наше укрытие сильно смахивает на лагерь для беженцев.

Запах сырости; тонкие стены, не падающие только потому, что опираются друг на друга. Мы здесь тоже беженцы — изгои, которые находят приют только собравшись вместе в хижинах, стоящих в глубине леса, вдалеке от дорог и шоссе, которые кто-то другой зовет домом.