Александр Воронцов - Юнгаши

И Володьке пришлось срочно спасать положение. Теперь книги рядом с ним, на диване. И не портятся, и, когда захочется перечитать, можно даже лежа любую взять и полистать. И о голоде на время забывается.

Да, с книгами Володька расстаться не мог.

Может, вещи отца и матери отнести? Тоже нельзя. Все, что касалось памяти родителей, для него было свято. Ратиновое пальто, кроличья шапка, шерстяной темно-синий костюм постоянно напоминали об отце, поддерживали надежду на его возвращение. Полгода нет вестей? Ну и что? Мало ли какие случаи на войне бывают. Может и появиться неожиданно. Как Володька встретит его, если вещи разбазарит?

Мать уже не вернуть. Но пусть хоть вещи напоминают о ней.

Были еще семейные реликвии. Чем тут можно распорядиться? Большие настенные часы в корпусе из красного дерева исправно показывали время. Володька сам их заводил и проверял по радио. Репродуктор, похожий на большую черную тарелку, был включен постоянно, и время от времени из него звучали разные сообщения: «Воздушная тревога!», «Начался артобстрел!», «Слушайте очередное сообщение Совинформбюро…». Передавали музыку, песни. А однажды Володька услышал выступление писателя Всеволода Вишневского. Того самого, который написал сценарий для кинофильма «Мы из Кронштадта». Там еще такой эпизод есть — как юнга вместе с матросами-большевиками погибает от рук белогвардейских палачей. А по радио писатель рассказывал о том, как балтийцы сражаются за город Ленина против немецких захватчиков. У Володьки мечта с тех пор: вот бы ему в балтийцы! За все бы с фашистами расквитался.

Часы — это связь с внешним миром. Расставаться с ними Володьке не хотелось.

В какой-то момент его взгляд остановился на картине «Грачи прилетели». Она напоминала о весне, о тепле, о живой природе. Очень хорошая картина, но для продажи не годилась. Копия — кто ее сейчас купит. Да и рамка у картины была слишком невзрачная — потрескавшаяся, облезлая, непонятного цвета.

Покопавшись в утвари и поразмыслив, Володька в конце концов выбрал нечто подходящее. Это была старая статуэтка, невесть как появившаяся в доме. Скорее всего от бабушки в наследство осталась. Мускулистый мужчина с взлохмаченной прической, короткой курчавой бородой и усами, отлитый из бронзы, гордо стоял на пьедестале, выточенном из темно-зеленого камня. Строгое лицо, устремленный вдаль взгляд. Одежды почти никакой, кусок материи через плечо перекинут и вокруг живота обмотан, на ногах — сандалеты с ленточками крест-накрест. Левая рука на бедре, в правой — трезубец на длинной палке. По всему видно: Нептун это, бог морей. Похожую статую, только гораздо больших размеров, приходилось Володьке видеть в петергофском парке, когда они всем классом ездили фонтаны смотреть. У таких вещей есть научное название, но настолько мудреное, что он сразу и припомнить не мог.

Весу в статуэтке было килограмма три, и поблескивала она местами, как золотая. А если ее почистить, залюбуешься.

«Как раз то, что нужно», — решил Володька.

Надраив бронзового Нептуна порошком осыпавшейся штукатурки, он завернул статуэтку в старую наволочку, положил в свой ученический портфель и отправился на Сенную площадь. Специально отпросился у Трофимыча, не сказав ему, впрочем, о существе дела.

День был холодный, ясный и тихий. Мороз прихватывал нос и щеки, но Володька шел медленно, экономя силы. Набережные Фонтанки были пустынны, они словно обезлюдели. Лишь кое-где на середине реки у одиноких прорубей маячили фигуры неуклюже закутанных женщин. Они ведрами черпали воду, переливали ее в бидоны и чайники. Не спеша, стараясь не расплескать, уносили в расположенные поблизости дома.

Володька уже пересек Фонтанку, оставив позади мост Ломоносова, увенчанный четырьмя массивными гранитными башенками, миновал здания типографии и драматического театра. До цели оставалось каких-нибудь два квартала пути. И тут из подворотни полуразрушенного дома услышал оклик:

— Куда торопишься, пацан?

Володька остановился. Из подворотни навстречу ему вышел невысокий мужчина средних лет в поношенной флотской шинели, черной шапке-ушанке, в добротных серых валенках. Левая нога у него не сгибалась в колене, и, шагая, он припадал на правую, как-то неуклюже покачивался.

Мужчина загородил Володьке дорогу.

За время блокадной жизни Володьке приходилось видеть на улицах всякое, и он не испугался внезапного появления необычного прохожего. «Инвалид, видать, — подумал с сочувствием. — Может, помощь требуется?»