Михаил Герчик - Солнечный круг

В одиннадцать я до пояса вымылся холодной водой. Помогло, но ненадолго. В двенадцать сделал гимнастику с гантелями и еще раз умылся. В час сел решать задачу в четырнадцать вопросов из задачника для пятого класса. В задаче зерно пересыпалось из вагонов в элеватор, из элеватора в вагоны, шуршало, струилось, глаза слипались, а стрелку на часах, казалось, припаяли к одному месту — совсем не двигалась.

В половине второго я вынес в коридор табурет и сел под дверью. Теперь стоило мне задремать, и я тут же тюкался затылком в железную ручку. Перед носом я держал палку с зажимом, ее называют «хозяйка-лентяйка». Это на тот случай, если, засыпая, я не откинусь назад, а подамся вперед. Тогда я тюкнусь об эту палку.

И все-таки я заснул. Заснул самым бессовестным образом, упершись лбом в эту самую «хозяйку-лентяйку». Мне даже сон успел присниться. Будто бежит по лугу рыжая-рыжая Лера, в клетчатой ковбойке с закатанными рукавами, подбегает ко мне да как трахнет меня по спине, да как зашипит Витькиным голосом:

— Тимка-а, вставай, засоня, развалился, как фон-барон!

Я вскочил, чуть не перевернув табуретку, — это командор приоткрыл дверь, которую я предусмотрительно отпер, и угостил меня увесистым тычком.

— Скребусь, скребусь, чуть весь подъезд не разбудил! — проворчал Витька.

Я виновато промолчал, хотя между лопатками горело. А в другой, как говорится, ситуации я ему показал бы, как руки распускать.

Мы на цыпочках прошли в мою комнату. Зажженная настольная лампа для светомаскировки стояла у меня под кроватью. В зыбком полумраке я увидел, что Витькино лицо прикрыто размалеванной фосфором маской, а на руки натянуты длинные, до локтей, женские перчатки.

— А это зачем? — удивился я.

— Чтоб отпечатки пальцев не остались. Лерка где-то выкопала.

— Какие отпечатки?

— На балконе, балда! У этого Африкана отец знаешь какой! Милицию может вызвать, если что заподозрит. — Витька вытащил из-за пазухи моток бельевой веревки. — Давай лягушек.

Посвечивая фонариком, я принес из ванны кошелку.

— Уж не поснули ли они там? — Витька приложил к кошелке ухо. — Что-то больно тихо.

— Не может быть, — уверенно ответил я. — Я им немного прутья пораздвигал, чтоб воздух проходил.

— Что-о? — Витька подпрыгнул, будто его собака укусила, открыл крышку и сунул в кошелку руку. Пошарил, пошарил и — достал одного маленького лягушонка. — Все. Больше нету.

— А где остальные? — покрываясь холодным потом, спросил я. Вряд ли можно было придумать в моем положении более глупый вопрос.

— У вас в квартире, ясно где. Если только ты их за ужином не слопал, — съязвил Витька.

— Но я же думал…

— Индюк тоже думал, а потом из него суп сварили. — Витька посдвигал в кошелке прутья. — Сквозь такие дыры коты могли пролезть, не то что лягушки. Побоялся, что им воздуха не хватит! Да сюда тебя засадить — не задохнешься!

— Что же теперь делать! — с ужасом пролепетал я. — Они ж, наверное, разбрелись повсюду. Дверь-то в ванную была открыта…

— Что делать, что делать… Давай фонарик, попробуем выловить.

Витька снял маску, перчатки, и мы начали облаву.

Сначала, прикрывая фонарик полой куртки, обшарили ванную. Улов оказался обнадеживающим: восемь штук — два тритона, шесть квакушек. Забились под стиральную машину и сидят себе тихонько, с обстановкой осваиваются. А одна так даже в таз залезла, где отцовы рубашки намочены. Приспособилась…

У меня немного отлегло на сердце. С тем маленьким лягушонком уже девять, значит, осталось всего шестнадцать. В коридоре выудили еще три, четвертую — в моей комнате под кроватью. Уселась и таращится на лампу, как на солнце.

— Во второй комнате сам ищи. — Витька вручил мне фонарик. — Проснется отец — соврешь что-нибудь, а меня увидит — пропало дело. Еще подумает спросонья, что воришка какой… Да поживей, а то скоро светать начнет.

Я по-пластунски пополз в папину комнату, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. А вдруг сейчас заорет какая-нибудь дурным голосом, вот будет номер! Откликнутся ей те, что в корзине, и пойдет потеха! Я шарил по углам, под шкафом и столом и проклинал в душе Лерину затею. Где-то рядом со мной притаилось еще двенадцать лягушек и тритонов, может, какая уже к отцу на тахту запрыгнула, — тахта низкая, одеяло до пола сползает, — попробуй сейчас всю эту гадость отыскать!