Астрид Линдгрен: Дети с улицы Бузотеров

Лотте пришлось трудно, потому что там было столько разных платьев, и голубых, и красных, и желтых, и клетчатых, и полосатых, и в крапинку, и пестрых.

— Белое вышитое платье — самое нарядное, — сказала в конце концов Лотта. — Его она будет носить только по воскресеньям.

— Правильно, — одобрила тетушка Берг. — Не разрешай ей носить его в будни.

Потом тетушка Берг потрепала Лотту по щеке и сказала:

— Ну, пожалуй, тут все в порядке, так что пойду-ка я к себе домой.

Лотта кивнула:

— Давай иди! Если увидишь Нюманов, передай, что я живу теперь в моем собственном доме и никогда больше к ним не вернусь.

— Ладно, передам, — пообещала тетушка Берг и ушла. Но когда она уже наполовину спустилась с лестницы, Лотта закричала ей вслед:

— Послушай-ка, тетушка Берг, ведь мне еще нужна еда!

— Конечно же, — сказала тетушка Берг.

— А ты можешь меня кормить? — спросила Лотта.

— Да, но тебе придется самой приходить за едой, — сказала тетушка Берг. — Я не в силах бегать рысью вверх-вниз по лестнице.

Но в эту минуту Лотта увидела корзину, свисавшую с крюка на потолке, и закричала:

— Знаешь, тетушка Берг, я придумала кое-что просто мировое!

Что же придумала Лотта? Оказывается, можно привязать к корзинке длинную веревку и опустить ее через окошко, а тетушка Берг положит в корзинку еду…

— Потом стоит только потянуть корзинку вверх: раз-два — и готово… кушать подано! — сказала Лотта.

— А ты на выдумки хитра! — сказала тетушка Берг.

И тетушка Берг покорно пошла домой, чтобы принести Лотте еду. Когда она вернулась, Лотта уже спустила вниз корзину и ждала.

— Раз-два — и готово… Кушать подано! — закричала тетушка Берг.

— Не говори, что ты мне посылаешь! — закричала Лотта. — Хочу сама увидеть!

И она подняла наверх корзинку; там лежали бутылочка лимонада, две соломинки, чтобы пить его, холодный блин, завернутый в бумагу, и маленькая баночка джема.

— Лучше, чем у Нюманов, — сказала Лотта. — Привет, тетушка Берг! И большое спасибо!

Тетушка Берг ушла. Лотта положила блин на стол и щедро намазала его джемом. Затем свернула блин в трубочку и, держа его обеими руками, стала откусывать небольшие кусочки.

Каждый кусочек она запивала лимонадом через соломинку.

— До чего удобно! — восхищалась Лотта. — И посуду мыть не надо. А люди почему-то говорят, что с домашним козяйством — одни хлопоты!

Лотта совершенно не считала, что с домашним козяйством одни хлопоты. Наоборот, сплошные удовольствия! Поев, она вытерла губы тряпкой, которой вытирала пыль со своей мебели — со столика и с комода, со стульев, с кровати и с картины «Красная Шапочка и Серый Волк». Затем она постелила постель в кукольной кроватке Виоле Линнеа, а в детской кроватке — себе и Бамсе. Она была так рада, что все время напевала коротенькую песенку:

— Хотя вообще-то никакой кошки у меня нет, — сказала Лотта.

Лотта долго-предолго играла с Виолой Линнеа, с Бамсе и кукольным сервизом и еще пять раз вытирала пыль с мебели. Но потом села на стул и задумалась.

— Боже мой, — сказала она Бамсе. — Что делают целыми днями в домашнем козяйстве?

Только она произнесла эти слова, как услышала, что кто-то поднимается по лестнице; это были Юнас и Миа Мария.

— Я переехала, — сообщила Лотта.

— Мы уже знаем, — сказал Юнас. — Об этом говорила тетушка Берг.

— Я буду жить здесь всю свою жизнь, — продолжала Лотта.

— Ты так думаешь, да? — сказал Юнас.

А Миа Мария подбежала прямо к кукольному сервизу.

— Ой! Не-а, не может быть! — воскликнула она, поднимая чашечки, и полоскательницу, и кофейник. — Ой, не-а, не может быть!

Затем она увидела Виолу Линнеа и все ее платья.

— Не-а, не может быть, ой! — снова воскликнула Миа Мария и стала рыться в платьях, чтобы посмотреть, сколько их всего.

— Оставь, не твои! — сказала Лотта. — Это мой дом и мои вещи.

— Фу ты, ну ты! Я, верно, тоже могу здесь играть, — обиделась Миа Мария.

— Да, хотя очень недолго, — сказала Лотта. А потом спросила:

— Мама плачет?

— Ничего она не плачет, — ответил Юнас.

И тут Лотта услыхала, как кто-то внизу на лестнице произносит:

— Конечно же, я плачу!

И в комнате появилась мама.

— Конечно же, я плачу из-за моей малышки Лотты.

Довольная Лотта кивнула головой: