Иржи Кршенек - Длинные уши в траве. История косули Рыжки

— Да, старая «татрочка» [1] Марка автомобилей чехословацкого завода «Татра». Здесь и далее примечания переводчика. , ничего не скажешь, ходит как часы.

— Хорошо бы поставить гидравлический тормоз, — вздохнул дядюшка. — А то еще не пройду техосмотр. Говорят, нынче бракуют машины с механическим тормозом.

— Мотор в порядке, нечего тебе беспокоиться, — сказал папка дядюшке. — Эта машина отвечает всем требованиям, и нет причины ее браковать.

— Артур — цыпки, — прошептала Ивча.

Дядюшка сказал, что так или этак, а все равно интересно, какая страшная силища у рыбы в воде. Если бы он эту рыбину хотя бы видел, то легче бы смирился с потерей. В этом еще виновата птица, которая кричит в грабовой роще на той стороне реки. Именно из-за птицы дядюшка не смог сосредоточиться и отошел от удочки, чего никогда нельзя делать.

— Всякое случается, дружище, — сказал папка. — Рыбалка есть рыбалка, ничего не попишешь, приходится смириться с тем, что всегда теряешь самую что ни на есть большую рыбу. Это как в жизни, Алоиз. Ждешь случая, а когда он наконец представится, прошляпишь его.

— Знаешь, не мне об этом рассказывать, — спокойно заметил дядюшка и отмахнулся от слепня, который кружил вокруг лица. — Я человек невезучий. Слышь, это опять она.

Тут я тоже услыхала, как на косогоре кто-то тоненько пискнул.

— Это она, — продолжал твердить дядюшка. — Только я сел к удочке, слышу, кричит. Сойка, точно она. Ох, негодяйка, умеет подражать любым голосам в природе. Где-то там умостилась и воображает, что поет.

Бабушка говорит, что сойки — негодяйки: как подойдет их время, рыскают по всем кустарникам, чтобы вытащить птенцов из гнезд. Но я и соек люблю, мне было бы без них очень скучно в лесу. Ужасно потешно, когда по осени они собирают в кронах дубов желуди и прячут свои припасы в землю, а потом забывают о них, не находят, и по весне там и сям полно молодых дубков.

За рекой опять раздался крик, Ивуша села на кушетке и надела мамины защитные очки, чтобы выглядеть еще более важной.

— Вовсе это не сойка, — сказала она. — Это такая черно-белая птица, которая вчера пила у реки. Я сама видела.

— С тобой никто не разговаривает, — осадила я ее. — Натрись-ка лучше, не то обгоришь и будешь вечером ныть, а я всю ночь из-за тебя не усну.

— Может, я буду спать на улице, — фыркнула Ивча.

— Ты?

— Ну и что? Возьму матрац и лягу хоть в крапиву. Мне все равно.

— Да что ты говоришь, Ивоушек!

Я знаю, что ее выводит из себя. Больше всего — когда ее называют Ивоушек, потому что она довольно упитанная. Как только она услышала это имя — встала и пошла к водокачке. И давай по-всякому вертеться и гримасничать.

— Барышня, я могу у вас напиться? Это, барышня, питьевая вода?

Так она мне отомстила — стала передразнивать мальчика, что прошел позавчера с ранцем на спине вдоль берега и назвал меня барышней.

— Ну, попей, Ивоушек, — сказала я ей. — А когда напьешься, может, расскажешь, чем тебя кормят, что ты так хорошо выглядишь. Отрубями?

Ивча накачала в жестяную кружку воды, напилась, а остаток плеснула в меня.

— Тили-тили тесто, жених и невеста! Здесь, барышня, есть где-нибудь мост, чтобы перейти на другую сторону? Если нет, барышня, я переплыву.

Над рекой пролетел зимородок и пронзительно засвистал. У него, наверное, тоже много забот, но зато он настоящий рыбак, не чета тем, что ходят мимо нашей дачи с длинными удочками и подсачками, в которых мог бы уместиться целый поросенок. Несколько раз я видела эту птицу — как она на сухой ветке или мостике недвижно подстерегает мелких рыбешек, камнем падает в воду и выныривает с добычей в клюве. Внизу под шлюзом есть гнездо оляпки с белой манишкой, которая может пройти под водой, как наш Пипша по скошенной траве; насобирает она водяных насекомых и фьюить — пропадает где-то в водяных брызгах. И еще умеет свистеть почти как зимородок, только не так громко, и летает помедленней.

С рыбалки дядюшка с папкой принесли в полиэтиленовом мешочке две плотвички и одну красноперку.

— Скажи своему мужу, — объявил дядюшка маме, — пусть зайдет в контору и сдаст свой рыболовный билет, потому как проморгал карпа сантиметров в сорок, не меньше. Ох уж эти великие теоретики!

У папки был удрученный вид.

— Должно быть, плохо его подцепил. Я сменил леску на пятнадцатую и боялся порвать ее.

— Вот они, твои тонкие лески, — покачал головой дядюшка. — Вот они, твои мягкие снасти.

Мама сказала, что им ни к чему попрекать друг друга: из рыбешки, которую они принесли, волшебник и то не приготовил бы на такую ораву ухи по-венгерски.