Иржи Кршенек - Длинные уши в траве. История косули Рыжки

Еще он купил какой-то репеллент в распылителе против настырных насекомых и заметил, что ему надо быть очень осторожным, потому что некоторым хотелось бы заживо содрать с него шкуру, но он, мол, осторожен вдвойне и знает цену деньгам, он ведь неудачник и никогда ничего в спортлото не выиграл; даже на лотерейном билете, который он купил за пять крон у вокзала, было написано, что этот билет безвыигрышный. Все, что у него есть, он добыл собственным трудом и своими руками.

Продавщица сказала ему, что она тоже так считает и что человек за прилавком зачастую не может угодить людям, даже если расшибется в лепешку. Тут дядюшка воспользовался случаем и спросил ее о козьем молоке, и она сказала, что коза в деревне есть у некого пана Гавранека, но с ним трудно договориться, потому что он вечно рассиживается в трактире и пьет голубую водку марки «Ракета». А дядюшка ответил женщине, что он, как спортсмен, принципиально ничего не пьет и, когда смотрит телевизор и видит, как игроки на скамейках закуривают сигареты, его просто трясет от ярости. Время уже шло к полудню, и у Ивуши лопнуло всякое терпение, поэтому за спиной у дядюшки она стала строить разные гримасы, и мне пришлось даже одернуть ее.

Потом мы остановились в трактире, где искали этого самого пана Гавранека, и дядюшка купил нам у стойки красный лимонад. Пана Гавранека там не было, и люди сказали дядюшке, что у него все равно козы, должно быть, нету, он вообще уже не знает, что у него есть, а его поросята бегают по лесу, точно дикие кабаны, — вот, мол, до чего довел его этот алкоголизм. Мы уж собрались уходить, когда дядюшка наткнулся еще на одного знакомого, и, едва они поздоровались, дядюшка спросил, разводит ли он кроликов, а когда тот сказал «да», дядюшка объявил:

— Я тебя здесь подожду, но освежуй кролика вместе с головой, потому что я суп варю из нее.

Тот человек послушался дядюшку, заметив: «Лойза, дружище, с тех пор как ты стоял в наших воротах, у нас не было такого голкипера, а уж немало воды утекло», и побежал за кроликом.

Поэтому мы опять ждали, но мы с Ивчей уже выбрались из трактира и подошли к Артуру; возле него тем временем остановилась какая-то дорогая машина, у которой дворник был даже на заднем стекле. Из этой машины вылез человек в белой рубашке, женщина и рыжая, веснушчатая девочка; человек начал ходить вокруг Артура и через стекло даже заглядывать внутрь.

Ивушу это разозлило, она подошла к Артуру и уселась на буфер. Человек улыбнулся Ивче:

— «Татра» гут.

И все они пошли в универмаг, а Ивча буркнула:

— Дер, дие, дас, карабас-барабас!

Потом подошел автобус, мимо нас прошли какие-то мальчики, что несли весла и спросили меня, не знаю ли я случайно, как там, наверху, над плотиной, обстоят дела. Я сказала им, что знаю, потому что мы там живем и там повсюду тропки. Мальчики сказали:

— Ну, привет!

И я им тоже сказала:

— Ну, привет!

А Ивча, которая по-прежнему сидела на буфере, разозлилась, что никто не обращает на нее внимания и никто с ней не разговаривает. Но она сама, сказать по правде, в этом виновата: ни с того ни с сего вдруг ощетинится и надуется — ей хоть кол теши на голове. У нее, конечно, доброе сердце, это она просто вид такой делает, а вообще-то мы знаем, сколько у нее было забот и трудов, когда в прошлом году она выходила синичкиного птенца, который выпал из водосточной трубы, сколько мух для него наловила, вставала к нему даже ночью, кормила мякишем рогалика, размоченного в молоке, и совсем не хотела, чтобы кто-нибудь помогал ей. Потом Пепик вырос, улетел и все садился к рыбакам на удочки, выклянчивая у них кусочки теста.

Но вот наконец из трактира вышел дядюшка со старой авоськой того человека, что шел с ним рядом; в авоське дядюшка нес кольраби, салат, морковь и кролика в полиэтиленовом пакете. Я поздоровалась, Ивча что-то пробурчала, а этот человек сказал: «Здравствуйте, барышни» — и еще минут десять, наверное, говорил о футболе. Спросил, помнит ли дядюшка, как они тащили того судью к реке, чтобы утопить. Дядюшка на это сказал, что тут всегда были чокнутые болельщики и что стольких людей, скольким здесь был запрещен вход на поле, он вообще не знал за всю свою спортивную жизнь. Его частенько тянет стать в ворота, когда он видит в телевизоре все это убожество, а ведь «гоняют мяч в таких условиях, о которых нам, Йозеф, даже не снилось». Но у него уже и года вышли, и вес не тот, хотя на животе у него не жир, а развитые мышцы, так что теперь он целиком посвящает себя природе, рыбе и семье и что однажды, когда он рыбачил под мостом, подцепил и вытащил сазана вместе с сачком, который уплыл у одного водителя автобуса.