Рынок с его воскресными базарами был, пожалуй, единственным местом, где жизнь шла тем же чередом, что и в мирное время. Так же шумела и галдела толпа, та же была толчея, так же разгорались страсти между торговцами и покупателями. И только внимательный взгляд мог заметить по скорбным складкам в уголках губ, по сдвинутым бровям горе и печаль людей, а порою и отчаяние, и затаенную обиду, и ненависть к тем, кто принес им столько горя и страданий.
Фатимат и Рая, с хозяйственными сумками в руках, проталкивались сквозь толпу. Перед глазами то и дело мелькали карманы пальто, жакетов. Стоило лишь протянуть руку, как листовка могла бы оказаться там. Соблазн был велик. Но велик был и риск. Могли заметить со стороны и заподозрить в воровстве. Помня наказ комиссара действовать только наверняка, девочки пробрались к торговому ряду, где приехавшие из окрестных селений продавали муку, крупы, яблоки, птицу, сыр, мясо.
Рая, собственно, была полной хозяйкой в доме, все покупки были ее заботой, и Фатимат восхищалась подругой. Как умело она торговалась, как ловко и незаметно засовывала в мешки и коробы листовки!
На рынке не столько торговали, сколько обменивали товар на товар. Рая доставала из своей хозяйственной сумки детские платьица, подаренные для этого дела Дагалиной, быстро развертывала их перед глазами покупательницы, встряхивала.
— Такое замечательное платьице вы и за пуд муки не купите. Посмотрите: ведь это же прелесть! — И она, откинув назад и немного набок голову, сама любовалась платьицем. — А впрочем, надо еще попробовать, что у вас за мука, может, затхлая!
Она запускала руку с комочком листовки в мешок, затем извлекала из глубины его щепоточку муки, клала на ладонь, растирала, нюхала, наконец ссыпала муку на язык, долго жевала, прикрыв глаза, и, проглотив, говорила:
— Прошу простить, но мне не очень нравится. Если не найду лучше — вернусь.
Затем девочки направились к толкучке. Тут и Фатимат ловко и незаметно совала свои листовки в карманы «покупаемой» одежды…
Листовки были все распространены, а детские платьица и распашонки остались целы: их надо было поберечь для другого раза.
Купив семечек, девочки отправились домой. На душе было необыкновенно радостно. Еще бы! Так ловко удалось выполнить рискованное задание!
Бойко лузгая семечки и беспрерывно тараторя, они шли центральными улицами города. Но недалеко от комендатуры их задержал немецкий патруль.
— Хальт!
Немец заглянул в сумки и, явно разочарованный, рявкнул:
— Шнель!
— Ауфвидерзейн! — нарочито почтительно расшаркалась Рая.
За углом, где всякая опасность миновала, девочки вдруг весело рассмеялись.
— «Хальт! Шнель»! — выпятив грудь и устрашающе выкатив глаза, передразнила Рая. — Фриц вшивый! — Она погрозила кулачком. — Пошли!
Не успели они пройти и сотни шагов, как Рая придержала подругу.
— Смотри!
Запахивая раздуваемые ветром полы донельзя рваного пиджака и нахлобучив на самые глаза облезлую баранью шапку, по улице с сумкой на плечах смешно семенил паренек. Вот он на какую-то долю минуты задержался возле калитки, оглянулся вокруг и едва уловимым движением сунул в щель вчетверо сложенный листок и скрылся за углом улицы.
Подруги с улыбкой переглянулись, понимающе кивнули друг другу и торопливо пошли дальше.
Они подходили к нижней части города. Тут им надо было разойтись, но подруги долго не могли расстаться.
— Ой! — наконец спохватилась Рая. — Бабушка теперь беспокоится. И Александр Алексеевич, наверное, ждет… Узиншеу! — попрощалась она по-кабардински.
— До свидания! — ответила по-русски Фатимат.
Наступали предзимние холода. Домик, где жили Арина Павловна и Рая, был ветхий, глиняная штукатурка снаружи вся растрескалась, осыпалась, и в прошлую зиму в доме было очень холодно. Старый Ахмет помог Арине Павловне и ее внучке, насколько это было возможно, поправить домик. Теперь надо было сделать хоть небольшой запас топлива на зиму.
В воскресный день старик поехал с Раей в лес за дровами. Фатимат вызвалась помочь подруге. Девочки, в ватных стеганках, раздобытых Дагалиной у полицаев за две бутылки самогона, сели в двухколесную арбу.
Грохоча по мостовой, подвода выехала за город. Вдали бело-серыми громадами высились горы. Когда солнце выглядывало из-за облаков, вершины их сверкали ослепительным золотисто-белым светом. Со склонов гор на всхолмленную равнину сбегал лес. Там и тут виднелись следы недавних боев за город. Валялись обгоревшие остовы машин: автомобилей, танков, бронетранспортеров; разбитые орудия, пулеметы. Темнели лошадиные трупы.
Читать дальше