Юз Алешковский - Два билета на электричку. Рассказы

Петька недовольно облизнулся: он надеялся, что я поделюсь с ним соком.

Все, недоевшие свои дольки, ни слова не говоря, поделились с Людкой. Только Гарик заворчал на меня:

— Сам небось успел съесть…

Я посмотрел из окна на уличные часы и удивился: после переменки прошло всего двадцать минут.

В этот момент в класс вошёл Матвей Иванович.

— Садитесь, — сказал он. — Нелли Петровна заболела. Займёмся повторением Южной Америки. Флора и фауна Кубы.

Матвей Иванович как-то незаметно повёл носом и наморщил лоб. В классе всё ещё прекрасно пахло ананасом.

Потом он спросил:

— Что у вас тут происходило? Честно.

Тогда Людка сказала:

— Мы вчера решили… Ну, в общем, для закрепления материала по Южной Америке съесть ананас. И съели. Вот только кожура осталась. Мы, как туземки, сделаем из неё бусы и браслеты.

Матвей Иванович посмотрел на кожуру, его обычно строгое лицо подобрело; он кашлянул и тихо прочитал наизусть:

…Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран,

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман…

…Это — Блок.

А я понюхал нож и вздохнул: уж очень он был вкусным — этот ананас из далёкой страны.

В нашей деревне раньше всех петухов просыпается петух моей бабушки. Он долго, как горнист, тянет первое «кукареку!»

Соседский петух Гусар сразу же начинает злобно квохтать. Потом он тоже кукарекает, но как-то сипло и скрипуче, словно спросонья откашливается. Бабушкин петух побеждает Гусара в пении, но проигрывает ему в боях и к концу лета теряет больше половины перьев.

Бабушка однажды сказала:

— Не горюй, Петенька, не горюй. Ведь ты — артист, а Гусар — хулиган.

…Я сидел на крыльце, цедил из крынки молоко и смотрел, как Петенька и Гусар готовятся к бою.

Они неподвижно стояли друг против друга, вытянув нахохленные шеи. Кончики их клювов едва заметно то опускались, то поднимались, как носики весов в сельпо. Я смотрел на петухов, а Мишка и Борька почему-то всё не шли и не шли. Мы ещё вечером договорились пойти на зорьке по грибы.

Увидев, что с Мишкой и Борькой идёт Зойка, я задохнулся от злости и бросил в петухов брикетом торфа.

Эта Зойка лучше всех играла в «чижика» и на днях маяла меня почти целый час.

Я обиженно заявил Мишке и Борьке, когда они подошли поближе:

— Договорились вчера?.. Договорились! И гоните её! Или я, или она!

— Пошли, Зойка! — сказал Мишка.

Я тут же перестал считать его самым справедливым человеком в деревне.

Зойка, грустно стоявшая поодаль, виновато на меня посмотрела. А Борька, который был очень жадным, наверно, подумал: «Без тебя мне больше грибов достанется…» — и тоже сказал:

— Пошли, Зойка!

Это меня ошарашило, но я, сам того не замечая, поплёлся следом за ребятами.

На краю оврага, за которым начинался большой лес, Мишка обернулся и, увидев меня, что-то сказал Борьке и Зойке. Они присели на пенёчки, глядя в мою сторону. Когда я подошел, Мишка сказал:

— Мы тут соревнование устроили. Первая премия тому, кто больше всех соберёт, а вторая — за самый красивый гриб. Будешь?

Я не хотел разговаривать. Я только дышал от злости часто и жарко, как дракон из киносказки, а потом крикнул:

— Из-за вас забыл жратву и лукошко!

Борька сказал:

— Вечно на чужое надеешься.

Тогда я снял рубашку, затянул узлы на вороте и на рукавах и сказал:

— Ещё увидите! — и первым зашёл в густой березняк.

Я сразу забыл о Зойке, о ехидном взгляде Борьки и о том, что без рубахи в лесу ещё холодновато.

Мои резиновые сапоги лаково заблестели. Было так росисто, словно только что прошёл тёплый ливень. Даже колокольчики и высокую траву пригнуло к земле.

Я пробормотал своё главное заклинание:

— Нет грибов в лесу. Совсем нету. Плохой лес. Пойду лучше домой… — и сразу увидел в траве сыроежку. Она была розовая, запотевшая, с прилипшей к шляпке жёлтой травинкой, очень похожая на моего двоюродного братишку после ночёвки на сеновале. Я не срезал её, а пошёл дальше. За берёзкой мелькнул синий Борькин свитер. Я ещё раньше заметил, что, если начинаешь злиться, грибы не попадаются, да и в «чижика» перестанет везти. Поэтому я плюнул Борьке вслед, спокойно присел на корточки, заглянул под ёлки, потом подошёл к трухлявому пню. Из него выскочила ящерица.

В голове у меня промелькнуло: «Почему это у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов ни капли не отрастают?»