Йоке ван Леувен - Пип!

Некоторые люди были совершенно уверены в том, что видят две ноги, свисающие с водосточного желоба. Что там сидит человек, который хочет спрыгнуть вниз и перестать чувствовать, что он живет. (Это совсем другое дело, чем когда люди прыгают вниз, наоборот, чтобы острее почувствовать, что живут.)

Другие люди говорили, что это неправда и никакие это не ноги. Это два лоскутка-латки-заплатки, которыми играет ветер, думали они. И ничего тут нет особенного. Так часто бывает. Люди часто видят одно и то же, но совершенно по-разному.

— Там сидит ребенок! — закричал кто-то. — Сделайте что-нибудь! Ведь ребенок упадет вниз! Его надо срочно спасти!

Вдруг все заволновались. И каждый надеялся, что кто-то другой что-нибудь предпримет. Учреждение, на крыше которого сидел ребенок, было еще закрыто. Оно откроется только через три минуты, а тут каждое мгновение на вес золота. Кто-то позвонил в службу спасения. К дому с воющей сиреной подъехала красная с белым машина, но на углу она выключила сирену, чтобы не напугать ребенка, сидевшего на желобе. Потому что от испуга ребенок мог свалиться вниз.

Из машины вышел человек и закричал в громкоговоритель:

— Не двигайся с места! Не двигайся с места!

Птишка начала замечать, что вокруг нее поднимается суета. Она слышала, как кто-то кричит: «Не двигайся с места!», но она и не собиралась двигаться. Она хотела подсохнуть на солнышке. А для этого ей был нужен покой вокруг.

Другой спасатель открыл входную дверь в закрытое учреждение. Любопытных оттеснили за угол. Никому, кроме спасателей, не разрешалось наблюдать за ходом событий, стоя под сточным желобом. И только одному-единственному спасателю, самому лучшему в городе, разрешили войти в здание. Он поднялся на лифте до верхнего этажа и минуту спустя высунул голову в чердачное окно, недалеко от того места, где сидела Птишка.

— Не волнуйся, — сказал он возбужденно, — сейчас я тебя спасу! Жизнь прекрасна!

— Ирихисивые мисли! — сказала Птишка.

Голова спасателя снова исчезла. Он готовился к спасательным работам. Он вооружился всем необходимым: веревкой приятного цвета, палкой с крючком и еще чем-то непонятным, но нужным в его деле.

Но Птишке на желобе не понравился весь этот шум. Она не могла уже больше безмятежно сохнуть на солнышке.

Она подтянула ножки, оттолкнулась от желоба и изящно полетела над крышами прочь, на юго-юго-запад.

Спасатель сделал глубокий вдох и вылез из чердачного окошка.

Осмотревшись, он невероятно испугался. У него страшно задрожали коленки.

— Я опоздал! — воскликнул он. — Я никогда еще не опаздывал. Никогда!

Спасатель пришел в полное смятение. Он стоял на желобе, качаясь, и мог бы упасть вниз, если бы вовремя не подоспели другие два спасателя, которые спасли спасателя, спасавшего Птишку.

Варре, Тине и Лутье вышли из парка. Лутье предложила умыться и позавтракать у нее дома. Ключ висел у нее на шее.

Пол в коридоре издал легкий скрип. Утреннее солнце освещало кухонный стол.

В гостиной сидела няня. Она не читала учебник, а смотрела по телевизору «Утро столицы». Тине и Варре поздоровались с ней за руку.

— Зачем ты тут сидишь? — спросила Лутье.

— Я работаю няней.

— Но меня же не было дома?

— Я все равно должна следить за домом. За дверьми, за тарелками, за столами.

— Это ни к чему, — сказала Лутье. — Ты прекрасно можешь пойти домой. Я уйду отсюда вместе с этими людьми и вернусь раньше, чем вернется мой папа.

— Ладно, — сказала няня, — согласна, но при условии, что мне заплатят за всю неделю. Желаю удачи!

Она встала. На телеэкране кто-то махал руками, укрепляя мышцы предплечий.

Варре с Тине тоже пожелали няне удачи.

А потом пошли умываться. Лутье помылась совсем чуть-чуть. Она считала, что еще не испачкалась. Немного побрызгалась водой — так, она считала, плещутся в воде птицы.

Потом они все вместе позавтракали. Яйца давно кончились, зато арахисового масла было сколько угодно.

Тине заварила кофе. За чашкой кофе думается лучше всего. О том, что теперь делать. Может быть, просто вернуться домой и жить дальше.

Пока кофе капал в кофейном аппарате, Лутье показывала гостям те вещи, которые ей нравились и которые ей достанутся, когда умрет ее отец.