И только Жорка хотел допеть остальные четыре куплета, как вдруг сзади затарахтела машина. Оглянулись мы — и правда, «Уралец» катит! Газогенераторный, с двумя черными печками. А из них, как из самоваров, дым валит.
Выскочили мы на середину дороги и давай прыгать и всякие знаки руками выделывать.
Машина, конечно, остановилась. Шофер крикнул:
— Вы что на дороге пляску устроили! Полезайте сейчас же!
Закинули мы в кузов санки, поставили ноги на колесо, а до борта никак не дотянуться. И вот высунулись из кузова две руки в кожаных перчатках и подтянули нас, как котят, за воротники.
Тронулась машина, и мы с Жоркой брякнулись на дно кузова, на березовые чурки. Смотрим, а напротив нас военный в полушубке на корточках сидит и смеется.
— Ишь вы! Не убили чуть своими санками. Вы кто, спекулянты, что ль?
Жорка заулыбался тоже и говорит:
— Да не-е… Мы в Пышму, за тетрадками. У нас и накладная есть.
— Значит, выполняете задание? — спрашивает военный.
А я говорю:
— Конечно, выполняем. Накладная у меня за пазухой.
И вдруг мы с Жоркой стали дрожать. Присели пониже, чтобы не дуло, а сами все равно дрожим. Жорка спрашивает:
— Ты д-дрожишь?
Я говорю:
— Д-дрожу… А ты?
— Я тоже д-дрожу… Д-давай кулаки сжимать.
Стали мы сжимать кулаки — не помогает. Все равно зубы трясутся. Противно так.
Жорка говорит:
— Д-давай з-зубы стиснем.
Я говорю:
— Д-давай…
Стали мы стискивать зубы, а они не слушаются. И по всему телу прокатывается мелкая судорога.
Военный смотрел, смотрел на нас и говорит:
— Все это чепуха. Вы попробуйте по-нашему, по-военному. Нужно себе приказать. Вот так: «Слушай приказ! Не дро-ожать!» И всё. У кого есть воля, у того выйдет. Попробуйте.
— Ну-ка, попробую, — говорит Жорка. — У меня воли сколько хочешь.
Скосил он глаза, будто хотел на себя посмотреть, и как крикнет:
— Слушай приказ! Не дрожать!
И Жорка вдруг замер.
Тогда и я отдал себе приказ. И тоже замер! Сижу, не дышу. Взглянул краешком глаза на Жорку, а он опять дрожит! Выдохнул я воздух и тоже вдруг задрожал.
— Эх вы! — говорит военный. — Нужно волю тренировать!
Хотели мы с Жоркой расспросить военного, как это делается, да тут увидели, что въехали в Пышму. Понеслись мимо нас каменные дома, заводские трубы. Сразу видно, что районный центр.
Постучал военный по фанерной кабине, и машина остановилась.
Жорка вдруг захныкал:
— Дяденька, возьмите нас на обратном пути, нам еще уроки нужно учить…
— Ждите, возьмем, — сказал военный. — Мы до больницы. Будем через час.
И задымила машина дальше.
Стали мы с Жоркой веселые, оттого что не придется назад пешком идти. Отряхнули друг друга от снега, обмели рукавицами валенки и вошли в Когиз.
А это оказался совсем маленький деревянный вагончик с двумя окошками. За прилавком топилась железная печка-буржуйка, а перед ней на коленях стоял черный старик в меховой поддевке. Старик очень хотел разрубить чурочку, но он так плохо рубил, что чурочка чуть-чуть вздрогнет под топором и упадет нерасколотая.
Старик кряхтя поднялся с полу и надел очки. Он спросил:
— Что вам угодно, молодые люди?
Жорка говорит:
— Дяденька, давайте я вам чурки расколю. У меня это хорошо получается.
— Так я и поверил вам, что вы только для этого сюда и пришли, — отвечает старик. — Наверное, опять перышки выпрашивать?
Я говорю:
— А мы из пятой школы за тетрадками. У нас и накладная есть.
— А! — сказал старик. — Это деловой разговор. Пожалуйте ваш документ.
Повертел он нашу бумажку и приподнял очки.
— За такую накладную кое-кого полагается бить по кое-какому месту.
Жорка сделал жалобный вид.
— Она такая и была, дяденька!
Старик внимательно посмотрел на Жорку и говорит:
— Ну, вы, допустим, не лгите, лучше идите рубить дрова. А вас, молодой человек, я буду отоваривать. Так, что здесь? Тетрадок в клетку нет… Восемьдесят шестых перьев нет… Цветной бумаги нет…
Отоварил нас старик тетрадками в косую линейку, дал пачку карандашей, вставочек и заставил меня расписаться.
А Жорка тем временем дрова рубил. Он и правда с ними ловко расправлялся. Только звон в Когизе стоял.
— Ну, молодые люди, — сказал старик, — а это вам, чтобы хорошо учились. И чтобы не лгали никогда.
И дал нам по три тетрадки в клетку.
Уложили мы всё на санки, завязали веревкой и вышли на улицу. А там уже сумерки начались. Снег стал совсем фиолетовый, как разбавленные чернила.
Читать дальше