Стефан Каста - Притворяясь мертвым

— Мы уходим, — решает Филип.

На лестнице мы встречаем маму Пии-Марии. Она несет большой пакет с продуктами, поддерживая его на бедре.

— Здравствуйте, — говорит она.

— Здравствуйте, — отзываемся мы.

Она здоровается еще раз со мной. Под глазами у нее темные круги. Наверное, она очень устала.

— Ты уходишь, Пия? Я думала, мы будем ужинать.

— Я еще не проголодалась, — отвечает Пия-Мария.

Кристин стоит на кухне и смотрит в окно. За окном — один из тех дней, когда зима вроде бы кончилась, но до настоящей весны еще бесконечно далеко. Песок, которым зимой посыпали улицы, кружится маленькими резвыми вихрями.

В кухне тихо бормочет радио. «Утреннее эхо» сообщает о резне в Алжире. Исламские фундаменталисты перерезали горло более чем сотне человек в деревне Эль-Абадель. Детям, женщинам и старикам.

Кристин быстро заваривает себе кофе. Торопливо листает газету. Затем заводит разговор о пасхальных выходных. Она хочет съездить в «Икею» и посмотреть садовую мебель. Ей понравился комплект под красное дерево в рекламе.

— Наша старая мебель не протянет еще одно лето, — говорит она и поспешно встает из-за стола. — А еще нам нужна новая лампа во двор. Старая просто ужасна.

Джим кивает. Он берет поджаренный тост и мажет его арахисовым маслом.

Кристин кричит «пока!» и выходит. За дверью она останавливается и прикуривает. Садится в машину, и тут звонит мобильный. Она отвечает на звонок и одновременно трогается с места. Я стою и смотрю ей вслед, песчаные вихри поднимаются и снова тихо ложатся на дорогу.

— Ты готов?

Я киваю Джиму.

Мы идем по Астраканвэген, я слышу звонкий, словно крик ребенка, голос синицы, отскакивающий от стен домов, — тит-ут, тит-ут, тит-ут.

Мы продолжаем идти молча. Я думаю о деревне Эль-Абадель. Коричневый кожаный портфель Джима качается в такт его размашистой походке. Мне приходится шагать шире, чтобы не отставать.

Мы подходим к школе. Я вижу, как Манни вылезает из черного BMW и подбегает к Филипу. Тот запирает ключом замок на цепи велосипеда. У Филипа сырые волосы и сонный вид. Мани шутливо боксирует ему в спину. Филип оборачивается и, увидев Манни, смеется. Затем наклоняется и поднимает упавший на землю ключ. Шурша шипованными шинами, BMW отца Манни медленно отъезжает.

Я ищу в школьном дворе взгляд раскосых глаз Туве и убеждаюсь, что ее нигде нет. Не понимаю, почему она редко приходит?

Я вижу Туве у аптеки. Она стоит в компании Криз и Пии-Марии. У ног Криз лежит крупная овчарка. Увидев меня, девчонки начинают светиться от радости. Криз достает из кармана джинсов измятую пачку «Кэмэл» и протягивает ее мне.

Я качаю головой. Смотрю на овчарку.

Собака неторопливо поднимается, и я вижу, что она ростом доходит до талии Криз. Я делаю шаг назад.

— Она не укусит. Место, Рони! — говорит Пия-Мария.

— Это твоя собака? — удивленно спрашиваю я у Пии-Марии.

Та медленно гладит собаку по спине и качает головой.

— К сожалению, нет. Место, Рони!

Овчарка снова ложится и поворачивает голову в сторону потока прохожих.

— Ты заболела? — спрашиваю я Туве и киваю на пакет из аптеки у нее в руках.

— Голова болит.

— Плохо дело, — говорю я, поскольку мне кажется, что она бледнее, чем обычно. Глаза усталые.

— Сейчас уже лучше.

Пия-Мария присаживается на корточки около Рони и обнимает ее. Затем смотрит на Криз.

— Везет тебе, у тебя есть собака, — говорит она.

Когда я проснулся, мой костер почти потух. Все тихо и спокойно. Так же, как минуту назад.

Сколько времени уже прошло? Я не знаю.

Силы покидают меня, хотя я стараюсь двигаться как можно меньше. Я отдыхаю, сплю, неподвижно лежу.

Скоро рассвет. Тьма приобрела серый оттенок. Почти как дым, словно кто-то курит в темноте.

Я вижу, как бархатная темнота ночи растворяется в серости, в серой слякоти.

Насколько красиво может быть в сумерках, настолько же неприглядным бывает рассвет. Ни красок, ни красоты, ни любви, одна лишь серость. Только серая гамма, все остальные цвета отсутствуют.

Может, земле нужно некоторое время, чтобы проснуться, поскольку все живое — птицы, светила, звезды и боги — тоже спали? Может, когда роса испарится, тогда краски высохнут, и вернут свои оттенки, и дадут жизнь новому дню?

А есть ли краски? На мгновение я вспоминаю, что кто-то мне об этом рассказывал. О красках.

Однажды вечером я сидел на вершине горы, солнце расплавило краски земли и неба, смешало голубое и красное, желтое и зеленое, пока все не перетекло в мягкую, синеющую темноту.