Папа не стал доказывать мне, что я говорю глупости.
— Видишь домик? — показал он из окна автобуса на домик с кружевными верандами, который находился недалеко от пирамид. — Это Мена Хауз. Хочешь, мы приедем сюда обедать?
Я закивал головой в знак согласия, хотя и не знал, что такое Мена Хауз. Главное, что мы еще вернемся сюда.
Тут Клеопатра Андреевна взяла в руки маленький микрофончик и начала говорить о том, что мы увидим через несколько минут, о Мемфисе — городе, который поглотила пустыня.
Слова ее поразили меня. Как это пустыня может поглотить город? Ведь пустыня не живая. Я пробую себе представить, как это случилось, и вот уже будто вижу пустыню, только не такую, как в Гизе, а пустыню в виде громадного зверя, у которого лапы из песка, огромная голова — тоже из песка. Он такой же желтый, этот зверь, как песок пустыни, и сливается с песком пустыни. Пасть у него такая, что если разинуть ее, то можно проглотить все: человека, дом, даже целый город.
Вот какой зверь — пустыня. И мне уже хочется, чтобы нечто подобное рассказала Клеопатра Андреевна.
Я вслушиваюсь в ее слова.
— Было это давно, когда Верхний и Нижний Египет только-только объединились, чтобы вместе сражаться с общими врагами — чужеземцами. Объединил их фараон Менес. И на границе двух Египтов основал столицу. Город Менеса — Менефис — Мемфис. Потом в этом городе жили Хеопс и его сын Хефрен.
— Так Менес еще более древний, чем Хеопс? — удивляюсь я. Мне казалось, что Хеопс — самый древний фараон.
— Да, Менес более древний, — отвечает Клеопатра Андреевна. — Фараоны жили в роскоши. Они посылали своих воинов в походы против соседних стран, чтобы захватить богатства и рабов и стать еще более богатыми и могущественными.
Клеопатра Андреевна рассказывает, как тяжело жилось простым людям при фараонах. Так тяжело, что они не выдержали и подняли восстание. Я про это знаю — в школе учил. Единое государство распалось на мелкие отдельные княжества, которые начали воевать между собой. Наконец одному князю из города Фивы удалось снова всех объединить. Столицей страны стал город Фивы.
В новую столицу переехали богатые люди из Мемфиса. За ними покинули город художники, мастера, потом и все остальные.
Опустели дворцы Мемфиса. Опустел город. Ветер пустыни гнал песок на город, гулял по пустынным улицам. Песок заползал в дома через двери, через раскрытые окна. Дома разрушались. Их заметало песком. Ветер заровнял песок, и стало ровное чистое песчаное поле. Словно и не было здесь никогда города.
Так пустыня поглотила город.
Шли годы, проходили столетия. О Мемфисе все забыли. Ни о чем не знали б и теперь, если бы не археологи, которые раскопали руины храма в бывшем городе и нашли статую — свидетеля былой его славы.
Высеченная из одной глыбы розового гранита статуя фараона Рамсеса II весила восемьдесят тонн.
И вот мы идем по земле этого древнего города. Земля твердая, как камень. Всю до капли влагу у земли отобрало солнце. Выжгло. Вытянуло. Выпило. Земля высохла, местами потрескалась. Когда ступаешь — у ног поднимаются маленькие облачка пыли.
Видели мы статую. Теперь она лежит в музее, который построен специально для нее. Лежит, а не стоит, потому что у нее отбиты ноги.
— А кто отбил у статуи ноги? — спрашиваю я. Мне жаль, что такая большая статуя лежит без ног.
— Может, во время очередного бунта простые люди именно таким образом высказали свое отношение к фараону, — отвечает Клеопатра Андреевна и ведет нас на второй этаж музея, чтобы оттуда лучше рассмотреть статую.
Она говорит обо всем безразлично, как бы между прочим. Ну, конечно же, группы туристов у нее меняются каждый день, и каждый день она рассказывает об одном и том же. И, наверное, ей надоело это, ведь история не меняется. А для меня каждое ее слово звучит как открытие и вызывает столько мыслей, что я не успеваю в них разобраться.
Мы поднимаемся по лестнице и сверху глядим вниз.
— У Рамсеса II красивые черты лица, — говорит Клеопатра Андреевна. — Сколько величия во всей его осанке, сколько гордости!
А я вижу раскрытые каменные глаза, которые смотрят в небо, широченные плечи. У фараона длинная узкая борода, и даже на статуе видно, что она прикреплена к лицу.
— Это козлиная борода — признак ума, — объясняет Клеопатра Андреевна. — Ее подвязывали и имели право носить только фараоны. Вы еще не раз увидите такие бороды и у статуй, и у сфинксов с лицами фараонов. Кстати, здесь у музея стоит такой сфинкс.
Читать дальше