Эрвин Штриттматтер - Пони Педро

Оказалось, что и крыльцо не может обеспечить гостям должной безопасности. Педро положил морду на перила, ожидая подачки. Писателю почудилась в этом какая-то угроза. Ну, так пусть жена убедится, что ее муж вовсе не робкого десятка. Он ударил Педро ногой в морду. Педро стал на дыбы. Тут уж гости не выдержали и скрылись в доме.

При осмотре моей лачуги друзья нашли в ней кучу недостатков. Нет водопровода. Нет холодильника. Можно ли в наше время жить без телевизора? Они тут же разработали план перестройки лачуги в цивилизованное, достойное человека жилище. «Здесь будет веранда, там — балкон». С каждой минутой я чувствовал себя все более виноватым и ничтожным. За работой я и не замечал всех этих неудобств. С дрожью и трепетом подумал я о «скворечнике» рядом с сараем. Не дай бог, гости захотят заглянуть и туда! Не успел я это подумать, как дама осведомилась о «туалете». Я растерянно махнул рукой куда-то вдаль, и дама не ошиблась бы, подумав, что я указываю на лес. Зная, как сыро бывает в нашем «скворечнике» в дождливые дни, я со страхом ожидал ее возвращения. Наконец она вернулась и заторопила своего мужа домой.

— Нет, так жить нельзя, — прошипела она.

— Стало быть, я все же не кулак? — спросил я.

— Насколько мне известно, кулаки иной раз тоже живут весьма примитивно, — теоретически подытожил свои впечатления мой собрат по перу. — Так уж заведено в деревне. Все богатство — на поле и в амбарах. С теоретической точки зрения, ты закоренелый индивидуалист, в лучшем случае с кулацким пошибом. Смотри, деревенская жизнь в этом смысле опасна…

Какое счастье, что его жене так не терпелось уехать!

Когда они укатили, чтобы «по-человечески пообедать» в районном центре, я пошел на конюшню и похлопал Педро по шее. Он заржал. Его ржанье чертовски напоминало смех.

Поздней осенью сочной зеленой травы не стало. Надо было хоть раз в день давать Педро фунт овса, подмешивая его в соломенную сечку. Но где достать овес? На нашей Песчаной горе овес не родился. Это было точно известно. Там не удавалось собрать и половины посеянных семян. Покупать овес втридорога у единоличников — значит, нарушать законы нашей республики. А я сам участвовал в составлении и утверждении этих законов, не мне же их теперь нарушать! Куда еще заведет меня страсть к лошадям?

Как-то ночью, ломая голову над последней частью романа, я вдруг задумался все о том же несчастном овсе, и неожиданно выход был найден.

Я пришел в сельхозотдел при районном совете.

— Послушайте, товарищи, я страстный лошадник, но я все же не настолько иду на поводу у страсти, чтобы покупать овес на черном рынке. Выделите мне, пожалуйста, немного овса для моего пони, выпишите ордер.

Как и следовало ожидать, товарищи из сельхозотдела усмотрели в этом вопиющее нарушение всех правил. Они поскребли затылки, порылись в своих списках и заявили:

— Дорогой товарищ, у нас для таких случаев фонды не предусмотрены.

Дельный совет был тут дороже золота.

— А что, если бы я был цирком? — осторожно спросил я.

— Тогда, пожалуй…

Как выяснилось, для выездных цирков фонд имеется. Район, где гастролирует такой цирк, полностью снабжает его лошадей овсом. Не раз я с завистью наблюдал, как цирковые пони хрупают глянцевитый овес из своих кормушек.

— Ведь получают же мастера цирка овес для своих лошадей, — жалобно произнес я. — Я тоже мастер. Мастер пера.

Снова напряженное раздумье.

— А ведь верно, — согласился один из сотрудников.

Однако другой взял линейку и, словно смычком, поводя ею за ухом вверх и вниз, возразил:

— Ты-то, может, и мастер, но вот твоя лошадь… На какие художества она-то способна?

— Прежде всего, она маленькая, — сказал я. — Таких лошадок можно увидеть разве что в цирке.

Я потащил его к окну. Перед зданием районного управления стояла моя жена: она стерегла Педро. В это мгновение по улице проехала повозка, запряженная двумя кобылами. Педро громко заржал и, не успела жена оглянуться, уже стоял на задних ногах, совсем как дрессированная цирковая лошадь. Я выскочил на улицу, чтобы помочь жене успокоить Педро. Когда я вернулся, мне вручили ордер.

Я почувствовал угрызения совести. Ведь на самом деле мы с Педро никогда не выступали в настоящем цирке. Но, может статься, если когда-нибудь я положу эту книгу на стол товарищам из районного управления, они меня простят и учредят особый фонд для «книжных лошадей». Ведь «книжные лошади», хоть и существуют только на бумаге, не относятся к породе бюрократических кляч.