Эдит Несбит - Общество «Будем послушными»

5. Мы должны хорошо обращаться с теми людьми, которые нам не нравятся, если только у нас это получится.

6. Никто не может выйти из общества без согласия всех остальных.

7. Общество должно существовать в глубокой тайне от всех, кроме нас.

8. Общество называется…

Добравшись до этого пункта мы заспорили все разом. Дора хотела назвать его Обществом Человеческого Усовершенствования; Денни — Обществом Исправления Заблудших, но Дикки сказал, что для этого мы еще недостаточно плохи. Г. О. сказал: «Назовите — Хорошее Общество».

«Или Общество, чтобы быть хорошими», — Дэйзи никогда не научится правильно формулировать.

«Общество хороших», — предложил Ноэль.

«Можно подумать, что мы уже хорошие, — сказал Освальд, — может быть, нам и не удастся стать хорошими».

«Но мы постараемся», — сказала Алиса. — «Мы же и говорим: будем хорошими, если сумеем».

«Так и назовите его: „Будем послушными“, и дело с концом!» — сказал Дикки, поднимаясь и отряхивая с брюк сено.

Освальд понял, что Дикки уже все надоело, и он напрашивается на ссору, но получилось совсем не так, как он рассчитывал: все захлопали в ладоши и закричали: «Правильно, правильно!». Потом девочки отправились писать правила, и Г. О. пошел вместе с ними, а Ноэль удалился, чтобы написать стихи для журнала, то есть для той книжечки, которую пишет секретарь и вставляет в нее все, что под рукой. Денни пошел вместе с ним. Он знает довольно много стихов — наверное, он учился в какой-нибудь девчоночьей школе, где только этому и учат. Нас он побаивается, но за Ноэлем ходит хвостом, уж не знаю почему. Дикки и Освальд пошли прогуляться вокруг сада и обменяться мнениями по поводу новосозданного общества.

«Боюсь, нам следовало отказаться от этой идеи с самого начала, — сказал Дикки, — проку от этого не будет».

«Девочкам это нравится», — сказал Освальд, стараясь быть хорошим братом.

«Я не собираюсь выслушивать их болтовню и своевременное поучение и предупреждения любящей сестры. Вот что, Освальд, мы должны взять это дело в свои руки, иначе нам всем солоно придется».

Освальд и сам это прекрасно понимал.

«Мы должны что-то сделать», — сказал Дикки, — «Только очень трудно придумать что. Но должны же быть какие-то интересные вещи, которые все-таки можно делать».

«Наверное», — сказал Освальд, — «но вообще, быть послушным — это все равно, что быть слюнтяем. И я не собираюсь поправлять подушки под головой несчастного больного или читать престарелым беднякам — и что там еще делают примерные дети».

«Я тоже», — буркнул Дикки. Он тоже грыз соломинку, как та голова. — «Давай играть честно. Попробуем найти какое-нибудь полезное дело, что-нибудь починить или почистить, не напоказ, а как следует».

«В книжках мальчики колют лучину и собирают пенни, чтобы купить чай и книжечку».

«Вот свиньи!» — сказал Дикки, — «Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим». И Освальд с удовольствием согласился, потому что ему тоже было как-то не по себе.

За чаем мы все сидели тихо, потом Освальд поиграл с Дэйзи в шашки, а все остальные принялись зевать. В жизни у нас не было такого скучного вечера. Все были страшно вежливые, все говорили «спасибо» и «пожалуйста» куда чаще, чем это требуется нормальному человеку.

После чая вернулся домой дядя Альберта. Он приехал веселый, рассказал нам много всякой всячины, но вскоре заметил, что мы какие-то скучные и спросил, какая туча омрачила наш юный рассвет. Освальд понял вопрос и хотел сказать: «Все дело в этом обществе Будем Послушными», но само собой, он ничего не сказал, и дядя Альберта тоже замолчал, и только когда он заходил поцеловать девочек перед сном, еще раз спросил, что случилось, но никто ничего ему не сказал, так что наша честь осталась незапятнанной.

На следующее утро Освальд проснулся рано. Освежающие лучи утреннего солнца коснулись его узкого ложа, и он разглядел спящие тела своих любимых братиков, а так же Денни, который засунул голову под подушку и свистел словно закипающий чайник. Сперва Освальд не мог вспомнить, что с ним такое случилось, но потом сообразил, что все дело в этом Будем Послушными, и тотчас пожалел, что у него такая на редкость хорошая память. Ему показалось, что теперь уж и пошевелиться нельзя и даже расхотелось бросать в Денни подушкой. Но он все же собрался с духом, как следует прицелился и засветил Денни прямо в брюхо, так что день начался веселей, чем можно было ожидать.

Накануне Освальд не успел сделать ничего особо хорошего, только начистил медный подсвечник у девочек в комнате — с помощью своего носка, и то зря, потому что утром пришли горничные и заново начистили его, а носок потом уже не отыскался. Служанок было две, и одну из них надо было звать не Джейн или Элайза, как обычно, а миссис Петтигрю, потому что она и еду готовила, — надо же! — это вроде того, как если бы я стал еще и стихи писать.