Отослав шаутбенахта Эреншельда с «Элефаптом» к Рилаксу, Ватранг срочно вызвал к себе адмирала Лиллье. Целый отряд теперь якоря поднимал и готовился к действию. Восемь линейных кораблей, фрегат и два бомбардирских судна стали под команду Лиллье. Двинулись они затем к Тверминне, имея чёткий приказ Ватранга атаковать скученный в бухте русский галерный флот.
Напряжение нескольких последних дней явно давало себя знать. Адмирал Лиллье спешил, строил планы, каким способом нанести неприятелю наиболее ощутимый урон.
Он решил, не петляя в шхерах, обойти по большой воде боевое охранение русских, состоящее из пятнадцати скампавей, и ворваться в Тверминне с тыла. При внезапности удара охранение можно было уничтожить за на месте, остальную часть отряда отбросить как можно дальше, в глубь шхер. Дело было теперь за малым, как считал прославленный в боях адмирал: за попутным ветром налётным да за четкостью бомбардиров…
Одного не знал адмирал Лиллье: в это самое время, когда вышел он в море, в русском лагере протрубили боевой сбор.
11. «НЕ ЧИСЛОМ, А УМЕНЬЕМ…»
игнал боевой тревоги раздался в русском лагере неожиданно, в час обеда. Разбирая ружья, составленные в козлы, похватав котелки с недоеденной гречневой кашей и солониной, бросились солдаты по своим местам.
Пётр в тот час у Голицына обедал, вместе с Апраксиным и другими старшими офицерами. Выстрел сигнальный с мыса услышав, тоже всё бросил — и к галере своей дежурной, почти бегом.
Править приказал к дозорному отряду капитана-командора Змаевича. Без промедления.
Подойдя к дозору вплотную, высадился на первом же попавшемся островке, захватив с собой подзорную трубу. Два посыльных спрыгнули за ним следом.
Пётр поднялся на взгорок, чертыхнулся, поскользнувшись на камне. Местность всю заново осмотрел.
Первое, что бросилось в глаза, — корабли Лиллье.
Слабый ветер попутный чуть надул паруса, все одиннадцать кораблей шли медленно, кучно, но сама медлительность их демонстрировала, казалось, крепкую непомерную силу и спокойную уверенность в результатах похода.
Так спокойно они могли идти и до Ревеля — для внезапного удара по русскому парусному флоту. Но легко могли сейчас и на Тверминне повернуть, где на рейде галеры и скампавей Апраксина стояли скученно, тесно, борт к борту.
Пётр подумал, поморщился… Здесь, однако, здесь, у Гангута, стократ опаснее они нынче были, боевые шведские корабли. По количеству пушек русский галерный флот с мощностью линейных кораблей и фрегатов Ватранга никак соревноваться не мог. Шведы просто в щенки разнесли бы апраксинские галеры! Это уж как пить дать — несколькими залпами в упор, бортовыми! Всё — конец тогда малому флоту российскому и вечная память!..
Так неужели допустим?..
Пётр посыльного направил не медля к Фёдору Матвеевичу Апраксину. Коротко лишь одно приказал: сняться с якорей, по фронту рассредоточиться, быть готовым в шхерах укрыться. В шхерах-то, ежели что случись, ежели и впрямь подойдёт Лиллье, большим кораблям за галерами малыми никак не угнаться. Да и не сможет большой корабль даже на четверть мили в шхеры пойти — посадка не та… Разве что «Элефант"… Тот мог бы. Поскольку сей фрегат не особо велик, да и вёсла на борту свои собственные имеют.
Но однако же, вон он где, «Элефант». — на противоположном уже берегу…
Только тут впервые Петру бросилось вдруг в глаза то, насколько же разбросал Ватранг свои корабли. И с Лиллье в одну сторону отправил, и с Эреншельдом — в другую. Прямо-таки на три части и разделил эскадру свою.
Что у нас теперь тут осталось, у мыса?..
Да, стена кораблей, преграждавшая лёгкому русскому флоту дорогу у Гангутского мыса, уменьшилась теперь довольно значительно. Да что говорить: вдвое почти сократилась за истекшие сутки эта непробиваемая степа! И уже одно это наводило на мысль: не попробовать ли прорваться…
Читать дальше