Игорь Всеволожский - В морях твои дороги

В просторных комнатах, которые старшина именовал кубриками, появились двухэтажные койки, в столовой — длинные столы, накрытые чистыми скатертями. С любопытством я рассматривал широкую парадную лестницу, винтовые узкие трапы в дальних концах коридора, высокие двери, ведущие в учительскую, кабинет начальника и дежурную. Я знал, что мне придется жить в этом доме не день, не два и даже не год. Дома я привык к своей комнате, к своей постели, столу, к своим книгам. У меня была своя чашка, ложка, свой книжный шкаф. Теперь моей была только койка в кубрике, рядом с койкой — тумбочка на двоих, а Фрол спал как раз надо мной. В тумбочку мы спрятали выданные нам мыло, зубной порошок и зубные щетки.

Весь день проходил по расписанию. И даже во двор выйти без разрешения не позволялось, не говоря уж о том, чтобы пойти погулять по улицам. Сказать по правде, в первые дни такая жизнь мне совсем не понравилась. И Фрол приуныл: перестал командовать и распоряжаться. Он привык к независимости, на флоте он жил, как взрослый, а тут снова стал учеником.

Пришел к нам командир нашей роты — высокий и широкий в плечах офицер, с гвардейской ленточкой на кителе. Лицо у него было обветренное, с большими прокуренными усами. Он разглядывал нас строгими глазами из-под бурых нахмуренных бровей.

— Сурков, командир канлодки, — толкнул меня локтем Фрол.

— Полагаю, вы понимаете, где вы находитесь? — спросил, нажимая на «о», командир роты.

— В Нахимовском военно-морском училище, товарищ гвардии капитан третьего ранга, — отчеканил Фрол лихо.

— Молодец! — похвалил Фрола Сурков. — Служил на флоте?

— Так точно. На торпедных катерах Черноморского флота.

— Фамилия?

— Фрол Живцов.

— Отлично, Живцов. Убежден, что мы с вами и здесь не забудем боевых черноморских традиций.

— Никак нет, не забудем!

Лихой ответ Фрола, как видно, понравился командиру.

— Вот вы находитесь в Нахимовском военно-морском училище, — обратился он уже ко всем. — А кто скажет мне, кто был Нахимов?

— Русский адмирал, — послышались голоса.

— Хорошо. А почему назвали училище именем Павла Степановича Нахимова?

— Разрешите мне.

— Слушаю, Живцов.

— Потому, что для каждого моряка Нахимов может служить примером. Ни одного сражения не проиграл — раз (Фрол загнул палец), жил по правде, врунов не терпел — это два (Фрол загнул другой палец), трусов он презирал — три (был загнут третий палец), матросов своих уважал и не обижал (Фрол загнул четвертый палец). Вот и все, — сказал он.

— Что ж, приблизительно правильно, — одобрил капитан третьего ранга. — Нахимов явил нам пример беззаветного и честного служения родине. Служба морю и флоту была главным и единственным делом всей его жизни. Он «жил по правде», как сказал нам Живцов, уважал старших и был для младших отцом и другом. Он, не задумываясь, кинулся за борт спасти упавшего в море матроса. В другой раз, при столкновении кораблей, Нахимов бросился в самое опасное место, чтобы всем показать пример выполнения долга. Во время Севастопольской обороны он сам водил в атаку солдат и матросов. Трус, лгун и обманщик не был для него человеком… Какие выводы советую сделать? Вы отныне — нахимовцы. Это звание налагает на вас большую ответственность. Имя Нахимова не может быть запятнано необдуманными поступками. Добивайтесь, чтобы о ваших Делах отзывались с гордостью: «Это совершили нахимовцы». Достаточно понятно я говорю?

— Понятно! — послышались голоса.

— Я откомандирован в училище с действующего флота, — продолжал командир роты. — Канонерская лодка, которой я имел честь командовать, первая стала гвардейской. Это высокое звание заслужил ее экипаж упорным трудом, отвагой и любовью к выполняемому им делу. Я убежден, что и вы любовью к наукам, соблюдением воинской дисциплины добьетесь, что наша рота будет лучшей в училище. Полагаю, окажете мне содействие.

— Окажем! — поспешил Фрол ответить так громко, что Сурков улыбнулся.

И тут мне подумалось, что он только с виду суров.

Опросив наши фамилии, Сурков поинтересовался, кто приехал из дому, а кто пришел с флота. Каждого он старался запомнить в лицо.

Когда командир роты ушел, я спросил Фрола, откуда он знает Суркова.

— А кто же его не знает? — удивился Фрол. — Ох, и храбрый же человек! — добавил он восхищенно. — В Севастополь четыре раза под страшенной бомбежкой ходил. И когда ему повстречалась подводная лодка, он притворился, что его «Буря» тонет, а когда лодка всплыла, взял да пальнул в лодку прямой наводкой и пустил на корм рыбам!