Валентин Рушкис - Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей

Когда они вынесли на гору последнюю ношу, уже начало темнеть. Вдвоем они сложили доски в сарае и прикрыли их сеном.

— Устал? — спросила Вийу.

Харри кивнул головой. Да, он устал. Эти доски незнакомой ранее тяжестью давили не плечи его, не руки — всего его давили эти доски.

— Это хорошо, — сказала Вийу. — В поте лица человек добывает хлеб насущный… Вот, возьми ножичек — твой он теперь. Только никому не говори, что это я дала. Скажи — мама купила. И про доски не проговорись. Люди злые, рады придраться. Скажут, того и гляди, что ты их, доски эти, украл да мне продал. Плохо тебе будет.

— Тетя Вийу, да ведь я только…

— Ничего, ничего, — перебила его Вийу Ныгес. — Не бойся, я тебя не выдам. А если кто из ваших чертенят сюда сунется, я Тукса с цепи спущу. А потом скажу — сорвался… С божьей помощью все обойдется… Ты домой торопишься или почитаем что-нибудь божественное?

— Я домой… До свиданья, тетя Вийу.

— Хоть бы спасибо старухе сказал…

— Спасибо, тетя Вийу. Я пойду.

Когда Харри проходил мимо будки Тукса, огромный пес, хотя и привыкший к нему, злобно зарычал и звякнул цепью. Харри вздрогнул и ускорил шаг.

На крутом берегу, над обрывом, он остановился и вгляделся в даль. Там, на строительстве, опять горели костры, и в их неверном, колеблющемся свете были видны фигурки все еще работающих людей. И даже сюда, на гору, доносился грозный шум бунтующей Метсайыги.

Домой, в пропахший лекарствами медпункт, Харри вернулся понурив голову, угрюмый и печальный. Это заметила даже Вильма Роосте, которую обычно мало интересовало настроение ее сына.

— Что это с тобой? Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Нет, ничего.

— Был у Вийу Ныгес?

— Был.

— Доски перетаскал?

— Перетаскал.

— То-то. Тут проку побольше, чем от вашей стройки. Зря ты туда и ходишь… Садись, я щи сварила.

Харри уселся за стол и взялся за ложку. Есть ему очень хотелось. А щи были такие вкусные, душистые, кусочки мяса в них попадались, капуста плавала… Харри набирал полную ложку гущи, так что капустинки свешивались во все стороны, — и в рот!

Жалко, не очень-то он дружит со своей мамой. Можно было бы новый ножик показать. И рассказать о своих горестях, посоветоваться. Все-таки Вийу украла эти доски. Это не ее доски. А он, Харри, сегодня помогал их спрятать. Это нехорошо. Наверно, если бы мама узнала, зачем он ходил к старой Вийу…

Но ведь мама знала! Она сама спросила: «Доски перетаскал?» Значит, знала! И капуста эта — от тети Вийу — то же какая-то нечистая!

Харри уткнулся носом в тарелку. Щи вдруг застряли в горле.

— Что ты там ложкой водишь? — прикрикнула Вильма. — То чавкал на весь дом, то вдруг опять скис! Что с тобой делается?

— Ничего, — ответил Харри. И вздохнул: тут советоваться было не с кем.

Спал он спокойно, но утром вскочил куда раньше, чем обычно. Он был виноват перед школой, перед всеми своими друзьями. Нужно было хоть чем-нибудь загладить вину. Вчера он убежал со стройки, зато сегодня наверстает. Вот прямо сейчас он побежит на плотину, раньше всех! Еще до уроков!

Спускаясь к речке, Харри нагнал Юту Каэр.

— Как там, не знаешь? — спросил он.

— Не знаю. Я вечером отцу бутерброды приготовила, а он и не съел. И постель его опять даже не смята. Значит, не приходил. Всю ночь на реке пробыл, на стройке. Вторую ночь подряд… Я проснулась, смотрю — его нет, сразу разволновалась и пошла. А ты?

— И я, — ответил Харри. Не совсем впопад, зато коротко.

Перед плотиной вода стояла очень высоко. Да и позади плотины река разлилась так, что домик здания станции на своих сваях торчал из воды, как игрушечный. Возле самой воды догорал костер, и его пламя, дрожа, отражалось в утренней, уже посветлевшей реке.

— Где же они все? — спросила Юта, не увидев никого ни у костра, ни на плотине.

И тут же сама заметила вдали, у водослива, нескольких человек. Там маячила и высокая фигура отца. Юта поспешила туда.

За водосливом все было не по-вчерашнему. Подмытые, нависшие над водой глинистые берега широко расступились, а между ними бурлил и пенился высокий вал. Льдина, попавшая в этот вал, нырнула глубоко вниз, встала на ребро, потом плашмя шлепнулась в воду и снова нырнула.

— Вот это глубина! — обрадовалась Юта. — Теперь нам не страшно, да, папа?

— Вода размывает водослив, — хмуро ответил Юхан Каэр. — Если не набросать в этот омут камней, все размоет.