Светлана Лубенец - День признаний в любви

Филипп Доронин тоже совершенно растерялся, когда увидел Иру Разуваеву. Она сегодня совершенно не походила на глупую куклу, к семейству которых он ее всегда относил. В класс вошла совершеннейшая девушка из всех, кого он знал до настоящего момента, но на него она даже не подумала посмотреть, как бывало раньше. Фил проследил за взглядами Ирочки и заметил, что она чуть ли не перемигивается с Русланом Савченко. Девичье непостоянство его неприятно поразило. Давно ли Ирина Разуваева со слезами на глазах уверяла его в своих самых нежных чувствах, и вдруг взяла, да и переоделась не для него, а явно для Руслика Савченко. А разве Савченко достоин такой красавицы? Впрочем, разве не он, Филипп Доронин, сам отказался от Ирочки, когда она смотрела на него умоляющими глазами и готова была защитить от всех неприятностей с такой же самоотверженностью, с которой он бросился на защиту Сони Чеботаревой? Да, придется признать, что он не сказал Разуваевой ни одного ободряющего слова, не подарил никакой надежды, просто проигнорировал ее признание, и все. Разве Ирочка обязана была ждать, пока он передумает, разглядит ее, заинтересуется ею? Нет, конечно, не должна! Какой девчонке не хочется взаимной любви и желательно сейчас и сразу! А разве дело в любви? А в чем? Да кто его знает!

Филипп очень осторожно скосил глаза в сторону Киры Мухиной. Он отметил, что она сегодня пришла в кабинет истории практически рука об руку с Кудрявцевым, но никаких далекоидущих выводов не сделал. Мало ли о чем могли разговориться столкнувшиеся на лестнице одноклассники. Одна история с английским чего стоит: говори не хочу! Странным было то, что Мушка, видимо, так и не наговорилась до начала урока с Федькой, поскольку они вместе уселись на кудрявцевскую последнюю парту в среднем ряду. Конечно, на истории не очень-то поговоришь, но попереписываться вполне можно. Правда, что-то было не заметно, чтобы Мухина с Кудрявцевым переписывались. Эти двое спокойно слушали историка Альберта Михайловича. Они сидели на приличном расстоянии друг от друга и все равно как будто вместе. Их словно что-то неразрывно связывало, какие-то невидимые нити, которые держали крепче самых толстых видимых канатов, если бы вдруг одноклассники решили ими воспользоваться.

Осторожно поглядывая через собственное плечо, Филипп пытался рассмотреть Мушку. Конечно, она не выглядела так сногсшибательно, как Разуваева, но некоторые изменения произошли и с ней. Во-первых, она сняла свою черную блестящую водолазку, которая делала ее действительно похожей на мушку с плотно сложенными за спиной крылышками. Сегодня на девочке была надета светлая блузка с аккуратным круглым воротничком, который делал ее совершенно незащищенной и трогательной. Лицо Киры Филипп назвал бы благостным, если бы его попросили дать ему определение. Из Мушкиных глаз будто лился свет. Доронин понимал, что Кирина благость и струящийся из глаз свет вовсе не имели к нему отношения точно так же, как и разуваевское преображение. Похоже, он опоздал и здесь. Мухина, как и Ирочка, всего пару дней назад признавалась ему, Филиппу, в романтических чувствах, а сегодня уже сидит за одним столом с Кудрявцевым и светится явно из-за него. Конечно, Федька бесспорный красавчик. Его портреты могли бы украсить любой девичий глянцевый журнал, но ведь Кира раньше на него никогда не заглядывалась. Что же произошло? Впрочем, многое ясно даже без применения ставшей знаменитой в их классе, любимой савченковской дедукции. Из подслушанного в гардеробе разговора понятно, что между Чеботаревой и Кудрявцевым были определенные отношения, которые распались из-за Сониного поступка. Да, он ее не украсил, но разве любовь не всепрощающая штука? Но, может быть, между Федькой и Соней и не было любви? Так… встречались просто, да и все… Любовь ведь невозможно скрыть! Все бы видели, что Соня с Федькой любят друг друга. Ну… пусть не любят… пусть влюблены… Вон Кира сидит и сияет… Да и Федька весь какой-то взъерошенный, удивленный, просветленный…

Филипп перевел взгляд на Чеботареву. После того, как Мушка пересела к Федору, Соня осталась за столом одна. Было не похоже, чтобы это ее как-то обеспокоило, огорчило. То ли она замечательным образом владела собой, то ли на самом деле первая ученица их класса совершенно бесчувственная, ничем не пробиваемая особа, которая, как говорится, пойдет по головам, если это понадобится. Впрочем, все не так просто… Соня ведь плакала в гардеробе после того, как Кудрявцев ее оставил… Как же все запутанно…