Сусанна Георгиевская - Фея горького миндаля

Но руки Лены уже делали своё дело: они бережно обнимали Катю. Приподняли её, посадили к себе на колени.

И Катя зажмурилась. И крепко, крепко закрыла глаза.

…Весной, самой ранней весной, нам слышится запах талого снега — первых бегущих вод. Потом нам слышится запах почек. Ещё не листвы, нет, нет!.. Потом — запах распустившихся соцветий горького миндаля… Он всегда распускается самый первый, при первом солнышке… И все эти нежные запахи сливались, скрещивались и, обращаясь к Катиному сердцу, будя его, рассказывали о том, что любила Катя, о том, что радовало её.

Она с маху прижалась к Лениному плечу. И замерла. И потонула в запахе цветущего миндаля.

— Ты уснула, Катя?

— Да. Я уснула, — серьёзно сказала Катя.

И Лена расхохоталась.

— Элена! Я дам объявление в газету, что меня зовут не Миша, а Катерина, — стараясь быть очень серьёзным, объявил Миша.

— Лена!.. А он вчера съел целую очень большую курицу.

— Это со мной случилось от глубокого внутреннего томления, — непонятно объяснил Миша. — Томясь, я всегда пожираю курицу. Это — первое, А второе то, что я съел её на пари! Совместно со своим братом. Какая, однако, вредная девка Катя!

— Не смейте так о ней говорить! — ответила Лена. Она моя дорогая Катя… Верно?

— Верно, — серьёзно сказала Катя. И вздохнула, как будто бы набирая воздуху в лёгкие. Она широко-широко открыла глаза и с неслыханной силой обрадовалась земле…

Землёй были горы. Они ехали в гору. Такая гора называется перевалом.

Гора! Большущая! Почти совсем-совсем не видать неба. Вверх, вниз. Грузовик пыхтел. На дороге были иголки опавшей хвои. И снег. Посредине лета!

Гора и опять гора.

С обеих сторон дороги стояли деревья — ёлки. Сперва они были видны с головы до ног, но, если проехать вверх, становились видными только головы этих ёлок. Но наверху стояли другие ёлки, и они были видными с головы до ног.

Долгая-долгая, кружившаяся дорога. Внизу, если глянуть вниз, был воздух. Это страшное «ничего» называлось пропастью.

— Катя, не смотри в пропасть, закружится голова!

Впереди всё сливалось в брызги. Снег крепился из самых последних сил.

Тут и там — из-под снега — подснежники; тут и там голубая точка — фиалка.

Миша стал лупить кулаком в кабину шофёра. Грузовик осторожно дёрнуло взад-назад.

— В чём дело? — спросил шофёр.

— Фиалки, садовая твоя голова.

— У тебя на уме фиалки, а у меня буксуют колёса!

— У тебя своя суровая служба, а у меня своя, — не дрогнув бровью, ответил Миша.

И, выпрыгнув из машины, быстро нарвал фиалок.

— Кате тоже! — строго сказала Лена.

— Вот ещё… Это что же, в качестве приправы к съеденной курице?

— В качестве нимба к вашему чувству великодушия.

Так они говорили, и всё непонятное, непонятное…

— Екатерина!.. Бери фиалки. По блату. На!

Катя зажала их в кулаке.

Грузовик тронулся и покатил дальше.

Над ними навис прокалённый снегом и солнцем воздух.

— Катя, тебе хорошо дышать?

— Ничего себе, хорошо, ответила Катя и прижала к себе кулак. Ил её кулака торчали фиалки.

И правда, воздух здесь разредился. От тишины… И ну орать свою песню — песню узких, скользких дорог, ведущих вверх, вверх, бегущих вниз, вниз…

Грузовик под самыми небесами. Колёса оставляют в снегах рыжеватые полосы, похожие на грязные ёлочки, нарисованные девочкой или мальчиком.

Вверх! В мир больших грязно-рыжих гор.

И вдруг внизу, под горой, показалось блюдце. В нём стояли дома. У домов высокие башни; такие башни называются «минареты».

Над городом стлался дым. Над городом было солнце. Город сиял, сверкал!.. Город… И рядом — Лена… Самый лучший, самый волшебный из всех на земле городов.

Тётя Мунира, к которой привезли Катю, когда-то очень давно работала регистраторшей в поликлинике. У неё не было никого на свете, и она обещала Мишиной маме, что если сделается его крёстной, то «откажет» ему свой дом.

Мишина мама сильно обрадовалась и согласилась.

Тётя Мунира думала очень долго. И Мишу назвали Мишей.

Тётя Мунира любила Мишу, как сына, хотя не была его крёстной матерью (такое случалось лишь в старину и в сказке). Она была его названой матерью — на современный лад.

— Я звёздная! Звёздная мать! — говорила она о себе. — Я вам не какая-нибудь «мамаша».

И все верили в то, что она было звёздной. Исключительно звёздной.

Перед отбытием в армию Миша приехал прощаться со своей звёздной. А Лена приехала к Мишиной звёздной, чтоб подготовиться к весенним экзаменам. Дома ей не давали учиться. (Мальчики.) Она сильно устала от них. (Так говорила Лена.)