Софья Могилевская - Гори, наш костёр!

Так они шли, весело переговариваясь, пока не напали на лесную малину. А такой малины ни Игорёк, ни Гриша в жизни не видывали! Её тут было видимо-невидимо. Где густо-красные, где уже потемневшие от спелости ягоды, крупные и тяжёлые, оттягивали ветки чуть ли не к самой земле. Приподнимешь такую осыпанную малиной ветку и знай себе ощипывай и набивай рот!

Очень быстро они наелись до отвала, и Гриша сказал:

— Давай позовём сюда всех наших ребят и Таню. А то несправедливо: мы едим, а они нет!

Игорёк был рад повернуть назад, ему уже надоело ходить по лесу.

— Поставь скорей стрелку и пойдём, — попросил он.

Гриша потряс компас и, как ему казалось, правильно наставил стрелку: в ту сторону, где находилась лесная опушка, — пятый отряд и Таня.

Шли они долго. Но никакой опушки и в помине не было. Наоборот, лес становился всё гуще, деревья выше.

Тревога охватила Гришу.

— Давай лучше аукаться, — сказал он Игорьку. Глаза у него стали испуганные.

— Давай… — сказал Игорёк, уже готовый заплакать.

— Да ты не бойся, — дрогнувшим голосом успокаивал его Гриша. — Они сейчас откликнутся. Увидишь!

Никто не отозвался на их ауканье. А в лесу теперь было как-то непривычно тихо. И солнце уже не жгло прямыми лучами, а светило сбоку. От этого было больше тени, и лес казался темнее, страшнее, глуше.

Они снова пошли.

Сердце у Гриши теперь замирало от страха. Но он всё ещё надеялся, что вот-вот лес поредеет и они услышат голоса Тани и ребят и выйдут на знакомую опушку.

Но Игорёк, который еле плёлся теперь за Гришей, поминутно спотыкаясь о корни и сухие сучья, начал плакать.

— Почему мы всё ходим и ходим? Я хочу к Тане!

Гриша и сам готов был зареветь и устал не меньше Игорька. Но он крепился. Принялся уговаривать Игорька:

— Прошу тебя, ну не плачь, Игорёчек. Ну дай руку. Вместе легче идти. Вот увидишь, сейчас мы придём. Вот увидишь…

Но Игорёк плакал не переставая и твердил одно:

— Мы потерялись. Ой, мы потерялись!

А Гриша уже давно знал, что они потерялись. И, хотя он поминутно смотрел на свой компас, понимал, что толку от этого никакого. Растерянный, испуганный, он тянул Игорька то в одну сторону, то в другую. Но вокруг были только деревья. И они казались такими огромными…

Вдруг Гриша остановился. Стал глядеть вперёд. Потом, повеселев, воскликнул:

— Да погоди же плакать, Игорёк! Мы пришли. Вон наша опушка! Вон она светится!

И, покрепче ухватив маленькую руку, Гриша потащил его к просвету между деревьями.

А это как раз виднелось лесное болото. Бабино болото. Трясина, сверху похожая на зелёную луговину, покрытую свежей изумрудной травой.

Вадим Николаевич усадил Васю между собой и шофёром Степаном Михайловичем.

— Теперь гляди в оба и показывай нам дорогу, — сказал Вадим Николаевич, крепко обхватив Васю за плечи.

Вася молча кивнул: ладно, мол, буду глядеть в оба.

Сквозь смотровое стекло Вася видел, как на них, словно живые, мчатся кусты, деревья, столбы с разными знаками. Иногда они догоняли проходящих людей и перегоняли их. Иногда, наоборот, люди словно сами бежали им навстречу и, промелькнув, тотчас оказывались за их спинами.

А Вадим Николаевич с шофёром перекидывались короткими фразами.

— Бабины болота, они в стороне будут, — говорил шофёр. — Знаете, туда, к Егоровке…

— Знаю, — отвечал ему начальник лагеря. — Но чего вы о болотах? Неизвестно, куда мальчики-то забредут…

— Так-то оно так, — проговорил Степан Михайлович и после некоторого молчания прибавил: — Страшное это дело — попасть в болота.

И тут же начал рассказывать про один случай, когда человек утонул в болоте. У Васьки сердце холодело от страха за Гришу и Игорька, с которыми могло случиться то же самое. И ему казалось, что едут они так медленно, так медленно… Ну прямо плетутся вроде пропавшей черепахи Тортилы. Эх, дали бы ему сейчас в руки баранку, он показал бы, какая бывает езда!

— Да не ёрзай ты, сделай милость! — прикрикнул на него Вадим Николаевич. — Сидеть неловко тебе, что ли? Так усаживайся поудобнее.

Вася ничего не ответил начальнику лагеря, но обиделся на него. Интересно, усидел бы он сам спокойно, заблудись в лесу два мальчика из его отряда, один из которых — его лучший друг? Да ещё если в этом лесу есть какие-то Бабины болота.

А потом Вася закрыл глаза, и ему стало казаться, будто он не на машине, а идёт пешком. Ноги у него устали. Ему жарко. Весь лоб потный. А в руке он держит Танину записку. Записку эту он крепко-крепко сжимает в кулаке и больше всего на свете боится её потерять. А дорога длинная, трудная. И он бежит, бежит, бежит по этой трудной и длинной дороге, а навстречу ему кусты, деревья, травинки. И они ему что-то шепчут, куда-то его торопят.