Николай Федоров - Богиня победы

Пора было уходить. Мы разыскали свой класс и хотели незаметно смешаться с ребятами, будто никуда не уходили. Но не тут-то было.

— Явились, голуби, — сказала Мария Николаевна. — Имейте в виду, я буду считать, что вы прогуляли занятие. Я ведь предупреждала, что у вас тематическая экскурсия. Такой же урок, только вне школы. И никто не имеет права…

Мария Николаевна говорила и говорила. А я стоял и думал: «Нет, не похожа. Совершенно не похожа. Ошибся».

И тут мне ужасно захотелось всё проверить.

Сделать так, чтобы Мария Николаевна стояла рядом с портретом и можно было бы сравнить по-настоящему. Ведь не мог же я так ошибиться. Ведь что-то было! Тогда я взял и сказал:

— Мария Николаевна, а мы ваш портрет видели.

— Что видели?! — запнулась она и посмотрела на меня так, будто я по-японски или по-гречески заговорил.

— Портрет ваш, — повторил я. — То есть не ваш, конечно. Там одна герцогиня нарисована. Так вот эта герцогиня так на вас похожа!

— Где?! Где?! Не может быть! Пусть покажут! — закричали ребята.

— Да тут близко, — сказал я. — Если хотите, мы проводим.

Я видел, что Мария Николаевна растерялась и совершенно не знала, что ей делать.

— Можно, конечно, сходить взглянуть, — неуверенно сказала она. — У нас, правда, другая тема…

Через минуту мы снова были в том зале. Ребята столпились у портрета, а я сказал:

— Мария Николаевна, вы только очки снимите. Пожалуйста. На одну секундочку.

Мария Николаевна совсем растерялась. Она засмущалась, порозовела и послушно сняла очки. И вдруг как-то вся распрямилась, легко вздохнула и улыбнулась. Глаза у неё счастливо заблестели, и я отчётливо увидел, что она действительно чем-то здорово похожа на красивую иностранку из восемнадцатого века.

Ребята вокруг притихли, поглядывая то на портрет, то на Марию Николаевну. А Мишка толкнул меня в бок и сказал шёпотом:

— А ведь действительно похожа!

Но все услышали Мишкин шёпот, засмеялись и весело закричали: — Похожа! Похожа! — совсем позабыв, что у нас тематическое занятие и что громко кричать запрещается.

А Мария Николаевна вдруг сказала совсем каким-то другим, не учительским голосом:

— Знаете, ребята, когда я была маленькой, мы с папой очень любили в «Рыцарский зал» ходить, оружие смотреть. Давайте и мы сейчас туда сходим. Ведь вам хочется, верно?

По дороге из Эрмитажа домой я говорил Мишке:

— Странная всё-таки штука получается. То наша Мария не похожа на герцогиню, то вдруг через пять минут похожа. Прямо мистика какая-то. Вот, к примеру, у меня твоя фотокарточка есть. Так ты хоть наголо обрейся, хоть бороду себе приклей — всё равно ты на своё фото похож будешь. Лично я тебя всегда распознаю.

— Да, тёмное дело, — сказал Мишка. — А хочешь, мы сейчас всё выясним? Над нами в квартире с «фонарём» художник поселился. Ермаков его фамилия. А зовут Фёдор Тимофеевич. Он к нам уже три раза приходил. Один раз за спичками и два раза за хлебом.

— За хлебом? — удивился я. — Неужели такой бедный?

— Да нет, просто он всё время забывает хлеба купить. А вспоминает, когда булочные уже закрыты. Он говорит, что главным образом по ночам работает. И ночью у него всегда зверский аппетит.

— Как же он по ночам работает? Ведь художникам свет нужен, солнце.

— Этого я не знаю. Может, он чёрно-белые картины рисует.

Звонка на двери художника почему-то не было. Мы вежливо постучали. Никто не ответил. Мы постучали сильнее, потом ещё сильнее.

— Иду, иду! — послышался за дверью низкий, похожий на рёв голос.

Дверь с треском распахнулась, чуть не стукнув Мишку по лбу. На пороге стоял громадный мужчина в чёрной кожаной куртке, надетой на голое тело. Я ожидал, что художник обязательно будет с бородой и с длинными всклокоченными волосами. Но Ермаков был гладко выбрит, а светло-русые волосы были довольно коротко острижены.

— Здрасьте, Фёдор Тимофеевич, — вежливо сказал Мишка.

— Здорово, сосед, — ответил художник, протянув Мишке огромную волосатую руку. Потом он аккуратно пожал и мою руку и вдруг замер, уставившись на меня. Он даже наклонил ко мне своё большое добродушное лицо, будто пытаясь что-то рассмотреть. Мне даже стало немного не по себе.

— Он! — вдруг закричал Ермаков, да так, что мы с Мишкой присели. — Вот он, этот мальчик! Вот кого я искал! Ну, сосед! Ну, удружил!