Альберт Лиханов: Вам письмо

Тоська со страшной силой, просто физически, ощутила вдруг свою некрасивость. Ей показалось, что вся жизнь ее теперь кончена, и нет, нет ей, обрубышу, ничего впереди.

Она подумала об Олеге, не о том, которого придумала из Яшкиных писем, а о живом и реальном Олеге, о том солдате, с которым она шла тогда из кино. Разница была большая. Тот, первый, реальный, был совсем не знаком ей, совсем чужой, а другой, придуманный ею, был очень близким и – Тоська не боялась теперь этого слова – родным!

К горечи обиды, обмана очень явственно прибавилось другое чувство – утраты. Ей показалось, что она навсегда расстается с человеком, не просто знакомым, а дорогим ей, без которого она и не представляла себя.

Письма ее к Олегу, человеку, выдуманному Яшкой, были как письма, ничего особенного она и не писала, но за простыми фразами о том, как она живет, как работает, что говорит Нюра, Нина Ивановна, мать, Яшка, она прятала, оказывается, очень многое… Сердце больно защемило, в горле встал комок. Яшка, Яшка, что ты наделал…

В сумке у Тоськи лежало одно заказное, как всегда, в пятьдесят первую, той, красивой. Сначала она не хотела нести письмо, уж очень тяжко было на душе, голова гудела, дома, прохожие, улицы расплывались, так туманится все по бокам, если быстро едешь в машине. Тоська видела только серый асфальт перед собой, потом лестницу, железные ящики с белыми номерами и снова асфальт… Но все-таки она поборола себя, собрала силы и поднялась к Алексеевой Т. Л., чтобы вручить заказное письмо.

Из-за двери пятьдесят первой квартиры слышалась музыка. Тоська прислушалась. Песня была та самая:

Тоська подумала, что, может быть, женщина снова заплачет сегодня, и уж тогда она не сможет, наверное, как в прошлый раз, встать на колени и гладить ее по голове. Тоська вздохнула, будто набираясь сил, и позвонила.

Дверь отворили не сразу, и Тоська позвонила еще – два раза подряд, удивляясь, почему это не торопится как обычно красивая женщина. Но вот наконец за дверью послышались бегущие шаги, щелкнул замок. Тоська увидела красивую женщину и поразилась. Она не узнала ее.

Красивая женщина улыбалась, глаза ее взбудораженно блестели, она стояла спокойно и вместе с тем вся была в движении: так свеча горит в тихой комнате, и пламя ее не дрогнет, не колебнется, будто застыло, а присмотришься – пламя живое, оно движется, течет, как стремглавая река. Спокойствия, внутреннего глубокого покоя, которое было частью ее красоты, не было сегодня в женщине.

Тоська сказала свое привычное: «Вам письмо!» – и прошла в комнату.

На диване, где когда-то плакала красивая женщина, сидел мужчина в серой рубашке с загнутыми рукавами. Тоська вспомнила, что такая же рубашка есть у Яшки и он ею очень гордится, потому что рубашка по последней моде – с лавсаном и не мнется. Лицо у мужчины было простое, обыкновенное, про таких людей говорят – «Ничего особенного», но глаза! – серые глаза его плавились каким-то необыкновенным светом. Он смотрел, не отрываясь, на красивую женщину.

– Письмо! – сказала она, смеясь. – От кого бы ты думал?

Он пожал плечами и по-прежнему смотрел на женщину, будто хотел загипнотизировать ее.

– От тебя! – сказала она, и прижала конверт, и погладила узкой ладонью.

– Брось! – сказал мужчина и встал с дивана. – Давай я лучше так тебе расскажу, что там написано.

– Нет, – засмеялась женщина, отходя от него и разрывая конверт. – Почитаем, что ты там пишешь, какие-такие признания?

«Опоздало! – подумала Тоська. – Опоздало письмо. Пролежало где-нибудь на сортировке…»

Мужчина пытался отобрать письмо у красивой женщины, и они возились, как дети, как какая-нибудь малышня, не замечая Тоськи, и та отошла к стенке и стояла, глядя на них и улыбаясь. Наконец женщина села на диван, рядом присел мужчина, она обняла его одной рукой и стала читать:

«Хорошая моя!..»

Тоська шагнула в узенький коридорчик и чуть не упала, споткнувшись обо что-то мохнатое. Она даже вздрогнула. Но это были унты. Высоченные, чуть ли не до пояса Тоське, они смирно стояли, притулившись к стенке.

На вешалке, занимая полстены, висела коричневая шуба, похожая на медвежью шкуру, а на полу, не поместившись на вешалке, лежал мохнатый треух. Тоське показалось, что все эти вещи пахнут морозом, хотя откуда мороз в эту пору, и она даже понюхала воздух, не пахнет ли им…

Тоська вышла на лестничную площадку и осторожно прикрыла дверь. Уже внизу она заметила, что все еще идет на цыпочках.