Меган Маккаферти - Вторая попытка

Если бы Хай действительно хотела потрясти мир, она бы продала права на экранизацию MTV, и «Тупоголовые девицы» вышли бы в свет в виде короткометражки между «Квартирой» и «Ей все к лицу».

Я все еще борюсь со своим кризисом идентичности Джейн Свит. Довольно неприятно признавать, что я ни на йоту не похожа на свое Альтер-эго. Джейн Свит — не та девушка, которую могут публично унизить ее экс-парень и какая-то профурсетка. Это потому, что Джейн Свит — не та девушка, которая стала бы встречаться с Леном, если бы узнала, что он вовсе не то, что ей нужно. Или, возможно, она дала бы ему шанс, но определенно не стала бы гулять с ним так долго, как это делала я. Я все еще спрашиваю себя: «Что бы сделала Джейн?», даже если знаю, что попытка стать Дженн (как на Новый год) может привести к катастрофическим последствиям.

Но и в своем амплуа я чувствую себя неуютно. Может быть, мне стоит попросить Пепе написать сценарий моей жизни, чтобы не тратить нервы.

После фиаско в Пьедмонте я решила, что родители больше не отважатся появляться со мной на людях. К сожалению, я ошибалась.

Они приехали вместе со мной в «Серебряные луга» на ежегодное празднование Дня святого Патрика.

Я была просто счастлива видеть, что на сей раз наряд Глэдди и ее ходунки были выполнены в единой цветовой гамме — зеленой. Я уж начала было волноваться, что ее цветовой кретинизм — это признак того, что ей исполнился девяносто один год. Но сегодня не было никаких признаков маразма, она даже исполнила «ходунковый» вариант джиги вместе с Маркусом под завывания об ирландских знойных девицах.

На Маркусе была футболка с надписью: ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ, Я ИРЛАНДЕЦ.

— Классная майка, — усмехнулась я.

— Это подарок твоей бабушки, — ответил он.

— Оцени, Джей Ди! — заорала Глэдди.

Когда моей бабушке не хватает нежности, она прибавляет громкости.

— Я не думаю, что Маркус — настоящий ирландец, — сказала я.

— Я на четверть кельт, — возразил он, постучав себя по зеленому пластиковому козырьку. — Посмотри на эти рыжие волосы.

— ОЦЕНИ!

— Тогда я и поцелую тебя на четверть, — я посылала ему воздушный поцелуй.

— Ты разочаровываешь меня, Джей Ди, — промолвила Глэдди, тряся головой.

И Маркус, что довольно нехарактерно для него, ничего не сказал. Пока не влетела моя мать и не задала неизбежный вопрос.

— Тааааааак, Маркус, — пропела она, — и в какой колледж ты собираешься поступать на следующий год?

Меня всегда волновало то же самое. Последнее, что я слышала от Лена, было то, что Маркус не сдал даже тесты.

— Я не собираюсь поступать в колледж, — ответил он.

— Что?! — непроизвольно воскликнули мы с мамой в унисон.

— Я не собираюсь поступать в колледж.

Я решила взять все в свои руки:

— Почему?

— Мне не нужна ученая степень, чтобы жить так, как мне хочется.

— Отлично, — сказала я. — Теперь я смогу навещать тебя в Макдоналдсе в следующем году.

— Если у тебя не складывается с колледжами, то это еще не значит, что ты должна переносить свои страхи на меня.

Мои родители так и подпрыгнули на месте при этих словах.

— Как это — не складывается? — переспросила моя мать.

— Пьедмонт готов ее принять, с минуты на минуту Джесс ждет ответа от Уильямса! — побагровев от раздражения, заявил отец.

— О, теперь уже и Уильямс? — невинно спросил Маркус.

Я заерзала на стуле.

Его взгляд пронзил родителей, затем вернулся ко мне.

— Если бы я решил поступить в колледж, я бы определенно выбрал вуз в Нью-Йорке.

ЧТО ОН ДЕЛАЕТ??? И КАК ОН ДОГАДАЛСЯ???

— Можно тебя на пару слов? — спросила я сквозь стиснутые зубы.

— Рад был повидать вас, мистер и миссис Дарлинг, — вежливо сказал он, пожимая руку моему отцу.

Он потащил меня в тихий уголок, подальше от посторонних глаз.

— Лен, — сказал он, прежде чем я успела задать вопрос. — Я знаю о Колумбийском университете от Лена.

Лен настолько стал мне чужд, что я даже забыла, как когда-то по простоте душевной пыталась исповедаться ему, потому что он всего лишь был моим парнем.

— Почему ты всегда лезешь не в свое дело? — зарычала я. — Вся эта заморочка с Колумбией очень сложна, и я не хочу, чтобы все запуталось еще больше.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

— Что?

— Ничего, — сказал он, отворачиваясь. — Совсем ничего.

Ха! Я поняла одну вещь: когда дело касается Маркуса и меня, «ничего» превращается в «совсем ничего».