Меган Маккаферти - Вторая попытка

— Нет, в «лице» машин и мотоциклов, — пояснил он. — Просто ему не терпится сидеть на месте.

— Эээ, хорошо.

— А мама любит шить, вышивать и все такое.

Интересно было задуматься над тем, как эти привычки проявились в их сыне. То, как он перекатывает монетки в карманах, щелкает зажигалкой, постукивает по столу… И как он подписывает свои футболки. Я сказала об этом Маркусу.

— Никогда не задумывался об этой связи, но ты права, — сказал он. — А теперь я скажу, чем ты похожа на твоих родителей.

— Честно говоря, этого я знать не хочу, — пробормотала я, перед тем как быстро положить трубку.

Мистер и миссис Флюти действительно оказались настоящими. Они также были ненормально высокими. Даже мама Маркуса баскетбольного роста повергла меня в шок. А я-то ожидала увидеть маленькую фарфоровую китайскую куколку, обмахивающуюся веером, или кого-то вроде изящной Барби.

— Наконец-то мы встретились со знаменитой Джессикой Дарлинг! — воскликнула она, сжимая меня в объятиях.

Мистер Флюти хлопотал в комнате, готовя барбекю.

— Мы ждали тебя, чтобы начать трапезу, — быстро-быстро проговорил он. — Я все спрашивал Маркуса, когда же приедет твоя новая подружка? Однажды мы проезжали мимо твоего дома, и я хотел заскочить и представиться, но Маркус сказал, что это будет некруто, а я бы не хотел, чтобы мой сын считал меня некрутым, так что я сказал, что мы заскочим в следующий раз.

Я быстро уяснила, что мистер Флюти всегда «проскакивает» из одного места в другое.

Маркус просто стоял рядом, потирая бровь. Я видела его в новом качестве — было забавно наблюдать, как спокойный, холодный и собранный Маркус так преображается в обществе родителей.

Во время ужина я поняла, от кого Маркус унаследовал эту шизофреническую манеру вести разговор. За хот-догами, жареными бобами, бургерами и кукурузой мы с Маркусом и его родителями, помимо прочего, обсуждали буровые скважины на Аляске, противостояние палестинцев и израильтян, проблемы тучных детей и Нью-Джерси в целом.

— Наконец-то Маркус привел домой девушку, которая умнее его.

— Мы любим тебя, Джессика Дарлинг! — провозгласила миссис Флюти и снова сгребла меня в охапку.

Через ее плечо я увидела, как Маркус побагровел от смущения. Затем беззвучно прошептал мне:

— Я тоже тебя люблю.

— И я тебя люблю, — ответила я, не побоявшись сказать это вслух.

Почему я еще в школе? Нам приплюсовали лишние дни за те сентябрьские беспорядки, связанные со взломанным расписанием. Я все сдала, так что для меня эта неделя была бесполезной. Очень подходящее завершение учебы.

Бал закончился, альбомы подписаны, и выпускники впали в маразматическую ностальгию.

— Я в последний раз ем школьную пиццу!

— Я в последний раз прихожу на испанский!

— Я в последний раз тушу сигарету об этот писсуар!

Мэнда и Сара особенно отличились, всю неделю шатаясь по школе с зареванными лицами. Я думаю, они знают правду: закончилось самое лучшее время в их жизни.

Чувствуя себя никчемной, я поняла, что возможно, это к лучшему. В восемнадцать лет многое кажется романтическим. А потом начинается… Считать года до встречи, повторять мантру: «А ты помнишь?..»

Я представила, как в тридцать лет Мэнда примеряет свою корону Королевы Бала. Сара хочет вернуть те деньки, когда ее безмозглость была в цене, а Скотти, обросший жирком, заливающий в себя галлоны пива, подвывает Брюсу Спрингстину, поющему по радио «Дни славы», ведь Спрингстин так хорошо поет, так душевно…

Если я и буду когда-нибудь скучать по школе — по ее бетонным стенам, покрытым известкой потолкам, вонючему маленькому кафетерию с серыми сосисками; по ее бестолковой администрации и антитолерантной политике; по ее холлам, по которым нельзя ходить, по уборным, которыми нельзя пользоваться, и партам, за которыми можно сидеть, лишь соблюдая строгую иерархию: Галерка, Качки, Группи, Умники, Придурки и куча других, с бесчисленным количеством имен; по месту, где учеба происходила случайно и где угодно, только не в классе, — вы можете смело меня убить.

Написала ли я только что свою выпускную речь? Ха!

Я уже представила, как это будет в следующем году.

Я буду учиться в Колумбии, Маркус переедет на Манхэттен или куда-нибудь в пригород. Я буду учиться в поте лица, а он будет зарабатывать деньги, играя в барах. Мы будем ходить по кабакам и слушать, как играют другие группы, посещать художественные выставки, пить черный кофе в крохотных кафешках. Еще больше времени мы будем проводить в постели. Будем рассказывать друг другу все-все о своих самых непристойных фантазиях. И он подаст заявление в Колумбийский университет, и мы станем образцовой парой, смущающей обывателей, никогда в жизни не покидавших Пайнвилль.