Александр Гиневский - Везучий Борька

Когда солнышко стало пригревать, мы начали открывать балконную дверь. Для Гаврюшки. Он выходит на балкон, ложится, кладёт голову на лапы и думает. Долго-долго. Наверно, вспоминает своего хозяина. Даже если он оказался не хозяин, а так… барахловый человек. Уж такие они — собаки…

В кухне было жарко.

Горели обе горелки.

Папа проводил лыжу над горелкой, а потом смазывал её густой чёрной смолой. А я растирал смолу пробковой калабашкой. От этого по всей квартире расходился удивительный запах. Даже приятнее, чем у цветов. Я всё не мог надышаться этим запахом.

Работа у нас кипела, и мы с папой насвистывали песни. А мама всё просила нас перестать. Она всё говорила, что из-за свиста в нашей семье никогда не будет денег. А папа говорил, что всё это предрассудки и сказки для годовалых детей. Что хороший свист очень даже помогает свистунам жить. И что денег у нас так и так только от получки до получки. Но мама не соглашалась, и нам приходилось свистеть потише.

Нам надо было просмолить и намазать мазью шесть лыж. Две лыжи — Борькины. Мы решили взять Борьку в трудный поход тоже. И это было, конечно, здорово. Борька, когда узнал, что мы его берём, от радости хотел прыгнуть с балкона. Но папа сказал, что лучше прыгнуть с трамплина.

Сейчас Борька, наверно, спал. Крепко, в забудущую. Чтобы не проспать утро. А мы ещё не спали. Мы смолили Борькины лыжи.

— Только бы денёк выдался лыжный, — говорил папа.

И мы подходили к окну.

За окном было темно.

Одни звёзды горели, фонари на столбах, и всюду белел снег.

И когда я лёг спать, только глаза закрыл, сразу помчался на лыжах. С какой-то высоченной горы. И ветер свистел в ушах и бил в лицо.

Я даже думал, что задохнусь. Хорошо ещё, что от ветра пахло лыжной мазью.

И вдруг — я взлетел. И полетел по небу!

Высоко-высоко! Лечу себе и смотрю вниз. Смотрю и думаю: если шмякнусь, то лучше уж в глубокий сугроб. Помягче желательно. А то ведь если не в мягкий сугроб, а на что-нибудь твёрдое, то ведь можно руки-ноги растерять, не только лыжи.

И вот падаю. Падаю и вижу: на твёрдое падаю. На скалу какую-то. Бу-бух-х!..

— Вставай, засоня! Пора!

Я так и подпрыгнул на диване.

Смотрю: папа. Будит меня.

— Оо-хх! — вздохнул я.

— Вовка, ты чего это?.. — испугался папа. — Вид — будто тебя в прорубь окунали. Не заболел ли?

Чувствую: руки-ноги целы. Тут я вскочил.

— До чего же ты меня вовремя разбудил, — говорю.

— А как же иначе? Поход назначен и — никаких гвоздей!

Мы вышли из дому, направились к Борькиному, а он уже сам бежит навстречу. На спине рюкзак с провизией. Трясётся, как горб у верблюда.

— Где мои лыжи?! — кричит. — Дайте их сюда!

В электричке народу было много. С лыжами, санками, рюкзаками, гитарами.

Все в толстых свитерах, в брезентовых куртках, в крепчайших ботинках.

Тут и мне показалось, что я не просто лыжник, а тоже… какой-нибудь полярник-зимовщик. Только мы ещё до зимовки не добрались, едем пока.

Кругом весело, шумно.

Кто песни поёт, кто разговаривает, а кто от усталости спит и похрапывает.

Но самое главное — это, конечно, собаки.

Они высовывались из-под лавок. Смирные такие. Будто никогда и ни за что не подерутся друг с другом. Собаки очень внимательно слушали походные песни и когда громко чихали, прятали свои головы обратно под лавки. Прямо какие-то перевоспитанные собаки.

Как только мы устроились, Борька схватился за свой рюкзак. Ему специально для походов купили термос. Совсем новенький, зелёного цвета, с красным маком на боку. В него целый литр вмещается.

Борька достал термос, потрогал руками и даже щекой приложился.

— Холодный-то какой, — говорит. — Прямо не верится, что у него там внутри жарко.

— У него там внутри кипяток, — говорю.

Борька похлопал рукой по термосу.

— Сосуд! Целый литр вмещается!

— Если налить под самую пробочку, так и больше будет.

— У меня под самую…

— Молодчина, Борька. Запасся, — улыбнулся папа.

— Ребята, — обрадовался вдруг Борька, — а давайте сейчас!.. По кружечке, а?!

— Ишь разогнался, — остановил его папа. — Ещё успеем чаями набаловаться. Ещё они нам здорово пригодятся.

— А может, я это?.. Загляну в него. Может, чай совсем остыл. Термос-то новый. Ещё не известно, как он работает. Хорошо или плохо.