Владимир Длугач - Маэстро Воробышек

Оказавшись под взглядами сотен глаз, он нерешительно подошел к рампе и, запинаясь, начал:

— Вот, вытолкнули меня. Хотят, чтобы я сказал о себе. Я, товарищи, всегда любил технику, ну, моторы разные, механизмы. И трактор изучил. Как приехал сюда, работал у вас на тракторе. Помните? И вот, товарищи, я заявляю, — голос его уже окреп и звучал теперь почти торжественно, — я обещаю, что закончу школу, это будет через полгода, и приеду к вам, ребята. Трактористом… Или кем меня поставят.

— Зачем одному, — послышался женский голос из глубины зала. — Давайте всем классом. Для всех найдется работа.

— Можно и всем! — с воодушевлением пообещал Саша, но тут же поправился. — Ну, всем классом, наверное, не получится, но многие, как и я, думают к вам приехать. — Он хотел говорить еще, но в это время из-за занавеса показалась чья-то рука и потянула его за рукав. — Вот, не дают мне досказать, — улыбнулся он и, сделав прощальный жест рукой, скрылся за кулисами.

У рампы появился Федя. Выждав, как подобает настоящему конферансье, пока не успокоится публика, он торжественно произнес:

— Начинаем концерт. — И крикнул кому-то за кулисы: — Давайте занавес!

Занавес раздвинулся — и перед зрителями предстал оркестр бережковских школьников в полном его составе. Поблескивали под светом ламп инструменты, лица у музыкантов были сосредоточенными.

Из боковой кулисы вышел Игорь Александрович и встал перед оркестром. Поднялся со своего места Федя и, держа в руке мандолину, объявил:

— Попурри из русских песен.

Игорь Александрович взмахнул палочкой, одновременно разметались по плечам его длинные седые волосы. Затем, после небольшой паузы, оркестр начал.

Знакомые всем с детства мелодии, широкие и привольные, веселые и грустные, захватили слушателей. Играл оркестр стройно и слаженно, подчиняясь каждому, самому, казалось бы, неуловимому движению дирижерской палочки.

— Браво! — крикнул кто-то на весь зал.

И сейчас же все начали дружно хлопать.

Старый дирижер и школьники долго раскланивались. Затем Игорь Александрович сказал:

— А теперь передаю бразды правления моему молодому коллеге.

Он вручил Феде дирижерскую палочку.

После вальса оркестр сыграл венгерский танец, потом отрывок из балета Чайковского. А потом Олег вскочил со своего места и, перекрывая восторженные возгласы и аплодисменты, заорал:

— Федя! Дай «Светит месяц»! Тряхни стариной!

Федя улыбнулся и подмигнул Олегу. И под одобрение всего зала оркестр начал свой знаменитый «Светит месяц». Но это был уже не тот «месяц», который многие месяцы терзал уши слушателей, а хорошо срепетированное музыкальное произведение.

Вместе со всеми, не жалея ладоней, хлопал Виктор. В эту сыгранность оркестра он, его первый руководитель и дирижер, вложил немало труда и нервов, и ему, как никому другому, сейчас особенно было радостно. Потом он вспомнил — скоро предстояло выступать ему самому, надо было успокоиться, сосредоточиться. И он, не дождавшись, когда кончит играть оркестр, ушел в отведенную для артистов комнату.

Здесь никого не было. Несколько канцелярских столов, поставленных один на другой, были отодвинуты к стене. У окна стояла одинокая табуретка, Виктор сел на нее.

Ведь это первое его выступление после. После чего? Он сам не знал, как точно назвать то, что с ним было прошлой зимой, весной. Болезнь? Да, конечно, болезнь. Упадок сил, сначала физических, а потом и моральных. А сейчас как? Назвать себя Геркулесом он, конечно, еще не может, но он уже может долго играть, без напряжения исполнять трудные вещи. И самочувствие совсем другое, а главное, появилась какая-то в полном смысле слова жажда к работе. И вот сегодня он должен выступать.

Виктор прошелся по комнате. Даже сердце билось учащенно, так он волновался.

Скрипнула дверь. Он обернулся — на пороге стояли мать и Анюта.

— Мы тебе не помешаем, Витенька? — робко спросила Александра Николаевна.

— Мама не знала, как тебя найти, Витя, — словно оправдываясь, объяснила свой приход Анюта. — Я вот проводила ее… Я вам больше не нужна, тетя Шура?

— Куда ты удираешь? — удержала ее за руку Александра Николаевна. — Мы здесь долго не будем.

— Мама, ты, конечно, пришла меня успокаивать, — попытался улыбнуться Виктор. — Так имей в виду, что я совершенно спокоен. Даже удивляюсь себе, совсем не волнуюсь.

— А волноваться, собственно, и нечего. Ты теперь у меня совсем молодец, — не очень-то веря в спокойствие сына, сказала мать.