Астрид Линдгрен - Разграблениерождественскойелки, или Хватайчтохочешь у Пиппи Длинныйчулок

Сначала дети просто онемели. Они молча столпились вокруг елки. Но потом вдруг громко завопили от радости.

— О, какая Пиппи добрая! — кричали они.

Да, кстати, а где же сама Пиппи? Где она? Пиппи по-прежнему не показывалась. Но совсем рядом с елью находилась большая хижина, которую Пиппи построила из снега вместе с Томми и Анникой. Этим вечером в оконцах хижины тоже сияли свечи, а из дверного проема высовывалась знакомая рыжая головка.

— Эй, найдется среди вас кто-нибудь, кому хочется горячего какао с тортом? Давайте перекусим, а потом попляшем вокруг елки! — выкрикнула Пиппи.

— Да! Да! Давайте! — отвечали дети.

Всем захотелось горячего какао с тортом. Один за другим они проникли в хижину.

— Ну разве не классно получилось? — спросил довольный Томми, усевшись вместе с другими детьми.

Все дружно согласились с ним. Хижина и вправду получилась просто классная!

Посредине стоял большой котел с дымящимся какао, а вокруг целая уйма тортов. Пиппи начала было разливать какао и нарезать торты, как вдруг что-то за окном неожиданно привлекло ее внимание. Чуть поодаль, у самого дома, стоял маленький мальчик. Он поселился в этом городке всего лишь несколько дней назад и еще не познакомился с Пиппи. Поэтому он был уверен, что его никто на праздник не пригласит. Весь день, сдерживая слезы, бродил он вокруг дома Пиппи, а когда настал вечер, он пошел за другими детьми, чтобы только посмотреть. Он надеялся, что его не заметят. И вот теперь он, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на великолепную рождественскую елку и на снежную хижину, где дети, рассевшись где попало, болтали и смеялись. Внезапно он почувствовал, что к горлу подкатывается комок и это причиняет ему страшную боль. Вот в этот-то самый миг Пиппи и увидела его! Она тут же вылезла из хижины. Малыш ужасно перепугался. Он хотел было удрать, но, как бы там ни было, ноги не слушались его.

— Ты кто такой? — спросила Пиппи.

— Меня зовут Элуф, — ответил мальчик. — Я… я вовсе не хотел брать что-нибудь с елки! — А затем добавил: — А нельзя ли мне посидеть немного в хижине? Я твердо обещаю ничего не есть!

Эти слова вырвались у него прежде, чем он успел подумать. Ведь ему так хотелось хоть немножко побыть в хижине вместе со всеми детьми!

— Ни за что на свете!.. — отрезала Пиппи.

Да, конечно, ничего другого Элуф и не ждал, но комок, подкатывавший к горлу, причинял еще более острую боль, чем прежде.

— Если ты пообещаешь ничего не есть, тебе ни за что на свете не разрешат войти в хижину, — заявила Пиппи. — Но если ты пообещаешь съесть больше всех, то будешь желанным гостем.

И она впихнула Элуфа в хижину.

Вскоре малыш уже сидел среди других детей, пил какао и уплетал кусок торта — такой большой, что места для комка в горле уже не оставалось. А глаза Элуфа сияли ярче, чем свечи, которые Пиппи зажгла в хижине.

Но к Пиппи, на Разграблениерождественскойелки хотели прийти не только дети. До ребятни, обменивавшейся впечатлениями, донесся жалобный вой; казалось, в саду горюет совершенно одинокое, всеми покинутое существо. Пиппи снова вылезла поглядеть, кто так жалобно плачет. Это скулил песик, лохматый черный песик, с грустным видом сидевший в сугробе! Пиппи протянула к нему руки.

— Подойди к Пиппи и расскажи ей обо всем, — приказала она.

Ну не чудо ли? Черный песик в два прыжка очутился возле девочки и бросился к ней в объятия, словно только об этом и мечтал. Он пищал и скулил, как будто рассказывал о своем горе.

— Вот как, неужто все так и было, бедняга?

— А как все было, Пиппи? — спросил Томми. — Ты и вправду понимаешь, что он говорит?

— Как же не понять, если кто-то рассказывает мне о чем-то на чистом шведском языке?! — удивилась Пиппи. — Он сказал, что зовут его Пэрк, что он совершенно одинок и что на свете нет ни единого человека, который позаботился бы о нем. Целых три дня Пэрк блуждал по снегу и жутко проголодался, еще его мучает жажда. И он очень хочет, чтобы я позволила ему стать моей личной собакой!

— О, Пиппи, сделай это, — умоляюще произнесла Анника.

Пиппи обхватила мордочку Пэрка и заглянула песику в глаза.

— Я разрешаю ему! — сказала она.

И тут Пэрк подпрыгнул, залаял, завилял хвостом. Он пытался лизнуть волосы Пиппи, ее лоб и щеки. Они вместе рухнули в сугроб и валялись до тех пор, пока Пэрк из черного песика не превратился в веселую собачку в совершенно заснеженной белой шубке. Пиппи сбегала в дом и притащила Пэрку несколько кусков мяса вместо сливочного торта. А еще он получил большую миску молока. Радуясь от всего сердца, он весь вечер то вползал в снежную хижину, то выползал обратно.