Игорь Гуров - Зарево над предгорьями

Следующие три дня Селезнев инструктировал товарищей, уточнял с ними цели и главные объекты разведки, стараясь все предусмотреть.

В город входили рано утром. Порознь, но видя друг друга.

Павлов, снабженный справкой, что по болезни он освобожден от трудовой повинности, бродил вблизи вокзала и паровозного депо. Селезнев и Шурик заходили во дворы. Обросший бородой, одетый в какую-то рвань Селезнев снимал с головы шапку и начинал играть на гитаре, а Шурик — на губной гармошке. В кармане майора лежала бумага, подписанная немецким комендантом станицы Гренадерской. В ней говорилось, что крестьянам братьям Гавриловым разрешено отлучиться в город сроком на одну неделю.

Во многие дворы не пускали часовые — солдаты или полицаи. Эти дома Селезнев запоминал.

Сенчук появился в городе на подводе, нагруженной мешками с яблоками, картошкой и кукурузой. Он должен был узнать, возможно ли партизанам проникнуть в Краснодар под видом крестьян, приезжающих торговать.

На рынке появление подводы Сенчука произвело фурор.

Скудно выглядели тогда базары. Ветер гулял по павильонам. Торговля шла главным образом меновая — на штуки или стаканом. А тут целая подвода яблок и овощей! Торговля за деньги, на килограммы! Не прошло и десяти минут, как вокруг Сенчука образовалась толпа.

Увидев ее, обер-ефрейтор Шульц подумал: «Нельзя ли там поразвлечься?» Он пребывал в отвратительном настроении, и для этого были основания.

С самого начала «русского похода» Шульц служил в гестапо. После того как войска фюрера захватили Кубань, он получил спокойное место начальника тюрьмы в прелестном курортном поселке Серный ключ. Все шло хорошо до тех пор, пока партизаны не напали на машины, отвозившие в город арестованных, разве он, Шульц, был виноват? Но обер-штурмбаннфюрер фон Гарденберг обвинил его в нерасторопности, собственноручно отхлестал по щекам и послал в батальон СС. Тогда Шульц был рад, что так легко отделался: обер-штурмбаннфюрер шутить не любил — остатки конвоя, не перебитые партизанами, он попросту приказал расстрелять. Но вчера… вчера стало известно, что батальон уходит на передовую, на перевалы.

Спастись от гнева фон Гарденберга для того, чтобы попасть под пулю какого-нибудь русского!

Ночью обер-ефрейтор пил «шнапс» и сладкое кубанское вино, однако это помогло мало: черные мысли не проходили. Шульцу хотелось на ком-нибудь сорвать зло. Тяжелой походкой он двинулся к толпе.

На подводе щуплый рыжеватый человек отвешивал яблоки и картофель. Бесцеремонно оттолкнув женщин, Шульц начал выбирать самые румяные, крупные яблоки.

Сенчук, увидев эсесовца, переменился в лице. Он узнал грозного начальника серноключевской тюрьмы гестапо! Его начал бить озноб.

Обер-ефрейтору доводилось встречаться с людьми, приходившими в трепет от одного вида черного эсесовского мундира. Шульц считал это естественным: рабы должны бояться господ пуще огня. Но лицо рыжеватого торговца показалось ему знакомым. Отойдя в сторону, обер-ефрейтор стал внимательно его разглядывать.

Продавец громко заговорил с одной из женщин. Этого было достаточно: Шульц вспомнил его. Пленный русский лейтенант, впавший в истерику на допросе. Один из тех, кого отбили партизаны. Один из тех, из-за кого пострадал он, обер-ефрейтор Шульц!

Шульц метнулся к подводе, но недалеко от нее стояла группа русских. «Вдруг тоже партизаны?» — подумал он, и эта мысль заставила его быть осмотрительнее.

Он рысцой бросился в сторону. Подозвал слоняющихся по базару троих солдат, деловито проверил их солдатские книжки и приказал:

— Быть тут! Не спускать глаз вон с того рыжего. Если он попытается скрыться, схватить и ждать гестапо.

Страх сковал Сенчука. Он вешал вместо яблок картофель, забывал брать деньги, а если брал, то совал куда-то рядом с карманом. «Только бы он ушел, только бы ушел! — проносилось в голове. — Лишь бы выбраться. Будь они трижды прокляты, и фашисты и партизаны!»

Он видел, как Шульц говорил что-то солдатам, и понял, что ему не уйти.

На дне подводы был спрятан пистолет и две гранаты, но Сенчук и не вспомнил о них. Он весь обмяк и, махнув рукой обступившим его женщинам, выдавил из себя:

— Разбирайте… все… Даром.

Выбежав на улицу, Шульц остановил проезжавший грузовик.

— В окружное гестапо! — крикнул он, вспрыгивая на подножку.

Забыв страх перед грозным обер-штурмбаннфюрером, Шульц с разбегу ворвался в кабинет:

— Партизаны! Партизаны на рынке!