Борис Азбукин - Пять Колодезей

Степа нырнул и широко открыл глаза. Перед ним возник волшебный мир, освещенный струящимся зеленым светом, мир, в котором все представало отчетливо и выпукло, как в стереоскопе.

Косые лучи солнца глубоко пронизывали воду, освещая темные шары подводных камней. Густые заросли бурых и лиловых водорослей колыхались на них, как дремучий бор в непогоду, вспыхивали золотыми, зелеными и голубыми блестками. Между ними, с краю, прилепилась на камне розоватая актиния и вытянула вверх чуткие хищные щупальцы.

Вот впереди появилась стайка малявок, но вдруг они испуганно метнулись в сторону и исчезли. Небольшая камбала трепыхнулась на дне и зарылась в песок, прошмыгнули две слюдяно-прозрачные усатые креветки.

Стёпа вынырнул из воды, жадно глотнул свежего воздуха и снова погрузился.

А что это чернеет у подножия гранитного выступа? Да это же мидии! Он нырнул глубже, схватил одну, другую и, вынырнув, взвизгнул от восторга. Это были первые большие ракушки, добытые им самим прямо со дна моря. Обе величиной чуть поменьше ладони. Степа выбросил их на берег и нырнул опять. У самой подошвы скалы он увидел черно-коричневую раковину, которая показалась ему очень большой. С трудом он оторвал ее от камня и, едва не задохнувшись, всплыл.

Да, он не ошибся! Мидия действительно была чуть ли не вдвое больше первых. С одной стороны на ней висели гроздья присосавшихся мелких моллюсков. Степа попробовал оторвать их, но обрезал палец. Размахнувшись, он швырнул ракушку на берег и принялся за новые поиски. Он пробрался по камням на самый конец гранитного выступа, закрывавшего лагуну от моря. Здесь, сквозь трехметровую толщу воды, у самого подножия скалы он увидел какие-то блестящие черные точки, похожие на целое семейство мидий. Соблазн был велик, а нырять страшно. Все же он набрался духу и прыгнул в воду.

О, это была настоящая удача — он нашел сразу шесть мидий! Работая кулаками, в которых было зажато по ракушке, Степа повернулся к свету и хотел всплыть. Но в этот миг какое-то темно-серое, круглое, как сковорода, животное остановилось на уровне его лица.

От неожиданности мальчик оцепенел. А животное перевернулось и легло плашмя. Лениво помахивая, как крыльями, полукруглыми плавниками, оно стояло на месте и внимательно смотрело на Степу зеленоватыми кошачьими глазами, поводя при этом длинным, как хлыст, хвостом. Степе сделалось жутко. Он шарахнулся в сторону и, отчаянно работая руками и ногами, всплыл. Когда он выскочил на берег, его колотила дрожь, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Ты чего? — удивился Митя, увидев побледневшее лицо товарища.

Степа рассказал.

— Так это же морской кот. Если тронешь его, тогда берегись — кольнет иглой, что на хвосте его. А так нет. Он сам, наверно, испугался.

Степе стало неловко. Митя подумает, что он струсил, и еще расскажет об этом Пашке.

— А ты что делаешь? — спросил он как можно спокойнее и равнодушнее, хотя прекрасно видел, что Митя ловил сачком креветок, притаившихся в тени под лодкой.

— Креветок варить будем.

Митя вытащил сачок, в котором, как блохи, подпрыгивали рачки.

Вскоре из-за камней вышел на берег и Пашка, который нес кепку, доверху набитую мидиями.

Через минуту дымок костра свечой взвился вверх, распушился и пополз по крутобоким прибрежным скалам.

Пашка и Митя возились у костра. Степа залез в лодку, вычерпал со дна всю воду и присел на банке возле своего ведра.

Бычки барахтались, шлепали хвостами по воде и смешно тыкались носами в стенку ведра. Степа запустил руку в воду, намереваясь поймать самую крупную, жирную «жабу». Но она была скользкая, точно облитая маслом, и все время вырывалась. Наконец ему удалось крепко схватить ее у самых жабр.

— Ишь, какой лупастый! — Степа влюбленно заглядывал в широколобую морду бычка. — Ну, иди же, иди. — Бычок плюхнулся в ведро и, расталкивая других, норовил забраться поглубже.

Степа, довольный, смотрел на копошившихся рыб, и ямочки все глубже обозначались на его упругих щеках.

— Что, небось рад? — спросил Пашка.

— Конечно, рад. А ты бы не радовался?

Пашка молчал. Его удивляло, что Степа не задается, не хвастается. Будь у него, у Пашки, такой улов, он бы не удержался. И во время грозы он не то что Митька, не сдрейфил.

— А из тебя толк выйдет, — покровительственно заметил Пашка. Но тут же не удержался: — Только не думай, что и в другой раз тебе удастся меня обловить.

— Ладно, посмотрим. — Степа пошарил рукой под сиденьем, вытащил завернутый в размокшую газету хлеб и выпрыгнул из лодки.