— И правильно сделают! — сказала Наталья. — А что слышно с вашим предложением?
— Ничего как будто… Колмогоров и Борисов одобряют…
Налетел порыв сырого ветра. Полукрюков попрощался с Натальей:
— Простите, что задержал вас разговорами, время отнял. У вас тоже ведь фронтов хватает…
Когда Наталья, шурша макинтошем, прошла в дом, Степан наклонился к Пане и вполголоса спросил:
— Трудно твоей сестрице, правда? И учится, и общественной работой в техникуме занимается, и домашним хозяйством… Ты проследи, Панёк, чтобы она не переутомлялась. Ты ведь ух какой строгий!
— Все равно не послушается, — ответил Паня. — Она говорит: «Всем трудно, и я не хуже других».
— Она лучше других, а не хуже! — поправил его Степан. — Верно говорю?
— А то нет! Наша Натка — боевая деваха!
— Деваха? — обиделся Степан. — Ты такие слова о ней не говори. Грубо это, некультурно.
Земля ушла из-под Паниных ног. Степан подбросил его к самому небу и затем так крепко прижал к своей груди, что косточки хрустнули.
— Не повредил я тебя? — испугался великан. — Иди домой и Наташе мой нижайший поклон передай. Запомни: нижайший, не иначе.
— Вы же с ней сейчас разговаривали.
— Все равно передай. Не трудное дело…
Громадная тень стала удаляться, и из темноты донеслась песня о друзьях-однополчанах.
— Степан Яковлевич тебе нижайший поклон с товарищеским приветом передает, — сказал Паня, войдя в столовую. — Чудной он! Сейчас с тобой разговаривал и опять, здравствуйте вам, нижайше кланяется.
— Ничего смешного нет, просто он вежливый человек, чего и тебе от всей души желаю, — мимоходом ответила Наталья, готовившая стол к чаю.
— Вежливый и танцевать в комбинезоне умеет, да? — подхватил Паня, обиженный этим замечанием. — Лучше бы он вообще не поклоны передавал, а работал как следует. Это из-за него у нашего бати на траншее такой большой долг, что никак не покроешь…
Он даже вздрогнул, когда Наталья крикнула:
— Дурак!
— Чего, чего? — спросил ошарашенный Паня. — Ты чего?
Никогда сестра не была такой, как в эту минуту: она сразу стала удивительно большой, лицо ее разгорелось, брови сдвинулись, а глаза потемнели, заблестели — хоть беги от гневного взгляда.
— Безголовый ты, бессовестный! — сказала Наталья, наступая на Паню. — Что ты болтаешь! Чего ты хочешь от нового человека на трудной работе, на известняках?.. Не понимаешь ты этого, да? Не понимаешь?
— Нет, понимаю! Прекрасно даже понимаю, почему ты… Полукрюкова защищаешь…
Теперь Наталья опомнилась, провела ладонью по щеке и проговорила тихо:
— Уходи!.. Если не уйдешь, я сама уйду, слышишь?
— Пожалуйста, мне уже давно нужно в кино.
Он выскочил в переднюю, надел пальто, потом выставил голову из передней в столовую, пропищал:
— Понимаю, все понимаю! «Пэ» — это Полукрюков, Полукрюков!.. — и с грохотом закрыл за собой входную дверь.
С Вадиком Паня столкнулся на площади Труда, когда вышел из кино Дворца культуры. Забавную фигуру представлял Вадик в слишком длинном непромокаемом плаще, с нахлобученным на голову необъятным капюшоном.
— Пань, мы с папой совсем помирились! — чуть не плясал он от радости. — Мы шин чай с вареньем, и папа сделал мне отчет о строительстве… Знаешь, Васька Марков все наврал. Папа говорит, что известняки уже кончаются, а как только они совсем кончатся, на «Четырнадцатом» поставят новый ковш. Работа пойдет веселая, и траншея сразу покроет долг.
— Какой новый ковш?
— Не трехкубовый, а четырехкубовый. Даже, может быть, больше. Папа мне не все рассказал, потому что его вызвали на траншею, и я тоже пошел. Ух, Панька, там очень трудно работать! Целых три бурильщика разбуривают валуны, перфораторы так и трещат… Ну, пока! Нужно еще повторить уроки. Теперь я часто буду бегать на Крутой холм.
Домой Паня вернулся вовсе не в том настроении, в каком ушел. Вести, принесенные Вадиком, обрадовали его. Уж инженер-то Колмогоров, конечно, знал положение дел на траншее лучше кого бы то ни было, и его уверенность передалась Пане. Зачем же он поссорился с Натальей? Ей было трудно в эти дни: она делала все, что нужно, по дому, даже белье стирала, а училась в техникуме, как всегда, отлично. Мать боялась, что «девочка вовсе замается», а он взял и обидел сестру…
Ему хотелось помириться с Натальей, но он не знал, как это сделать, не роняя своего достоинства, и поэтому явился в столовую нахмуренный.
— Садись ужинать, Паня, — ласково сказала Наталья, выйдя навстречу ему из «ребячьей» комнаты. — Кушай запеканку, потом выпьешь молока… знаешь с чем? С фруктовыми вафельками.
Читать дальше