Иосиф Ликстанов - Первое имя

— Староста устал и соскучился, — сказал Роман. — Идем, Панёк, посмотришь карнавал.

— Иди, веселись, — добавил Николай Павлович. — Ты много сделал, спасибо тебе!

Из кабинета Паня ушел с таким ощущением, точно услышал незаслуженную и поэтому не радующую похвалу. Только что он неплохо отразил наскок Фелистеева, оправдался перед ребятами и все же чувствовал, что Гена взял верх, так как перед своей совестью Паня оправдаться не мог. Ах, Генка, Генка, как отчаянно ты наступаешь, как теснишь Пестова! И неспокойно, тревожно Пестову, который понял, что не сложит Гена рук, пока не добьется своего… Чего именно?

«А ну его, есть о чем думать! — попробовал отмахнуться от своих беспокойных мыслей Паня. — Лучше на Гранилку побегу».

В поисках Вадика он обошел всю школу.

Везде было шумно, весело.

Во дворе школьники танцевали вокруг баяниста, а на спортивной площадке состязались бегуны, гимнасты и волейболисты и получали из рук активистов родительского комитета маленькие призы: пачку цветных карандашей, общую тетрадь, какую-нибудь книжечку.

Эти развлечения не привлекли Вадика. Он был занят более серьезным делом: лакомился мороженым, сидя на лавочке в саду.

— Панька, ребята говорят, что ты отдал яблоко Федьке, а Федька — кабинету? — сказал он, причмокивая и облизывая пальцы, так как эскимо быстро таяло. — И меня не спросил. Тю-тю яблоко!.. Значит, я дал жен яблоки доставать, а ты… Ух, вкусное эскимо, шоколадное. Надо еще купить.

— Идем на Гранилку, посмотрим, как Неверов работает, — попробовал соблазнить его Паня.

Вадик озабоченно пересчитал на ладони белые монетки и завернул их в рублевую бумажку.

— Мне еще две мороженки надо съесть… даже три… Иди сам! — и он скрылся.

Только теперь Паня увидел Гену и Федю, сидевших на лавочке возле клумбы. Уходя из сада, он с неприязнью подумал: «Дружки-товарищи, оба хороши. Еще что-нибудь придумают».

Действительно, говорили друзья о Пестове.

— Зачем ты о яблоке вспомнил, кто тебя просил? — сердился на своего друга Федя. — Теперь все думают, что мы сговорились Пестова осрамить.

— И жаль, что мы были не заодно, — ответил Гена. — Очень нужно было тебе извиняться перед Панькой, только помешал мне прижечь его. Глупо!

— А ты умный?.. Сам с Пестовым в ссоре и меня все время подбиваешь.

— Здравствуйте! — удивился Гена. — Кто с Панькой в карьере ругался и самозванцем его назвал! Женя мне рассказала, как ты его позавчера тряхнул, чуть душу не вытряс… Понял ты, какой тип Панька, схватился с ним, а выдумываешь, что я тебя в ссору тяну.

Эти слова были настолько справедливы, что Федя смущенно почесал за ухом.

— Добренький ты какой-то, Федька. — Лицо Гены стало жестким. — А с Панькой добреньким нельзя быть, его надо на чистую воду вывести, и я выведу, клянусь! Его коллекцию разорю, и Гора Железная увидит, какой он… Я такую штуку придумал, что… Если ты до конца будешь со мной заодно против Пестова, так я тебе все расскажу. Согласен? Да или нет?

— Нет, — коротко ответил Федя и крепко сжал губы.

— А почему, собственно говоря? Почему ты не хочешь?

— Не желаю с Пестовым воевать! — Федя объяснил: — Мы с ним зря поссорились. Он глупо своим батькой расхвастался, а я глупо за Степана рассердился. Если Панька дурачина, так я не хочу тоже таким быть. Пускай как хочет, а мне наплевать и забыть.

— Пускай как хочет? — переспросил возмущенный Гена. — Ты же видел, чего он хочет — всех унижать. И ты не стерпел, ответил ему в карьере как надо. И еще не стерпишь, будь уверен. Говоришь одно, а сам понимаешь, что Паньку надо так и этак! — При этом Гена шаркнул крест-накрест ногой по дорожке.

Федя хотел возразить, но не успел.

Прибежали взволнованные ребята и сообщили:

— Олесь Грицай из школы номер пять пришел! Он такое на брусьях выделывает, что гости руки себе отхлопали. Генка, иди защищать честь школы!

— Держись, Олесь! — Гена сорвался с места, бросился к воротам сада, но задержался на минуту, сказал Феде: — Молчок о том, что от меня слышал. Пускай будет неизвестно тому человеку, понятно?

— Иди, иди! — ответил Федя, обещая этим, что разговор, имевший место между ним и Геной, останется в тайне.

Окруженный ребятами, Гена помчался защищать спортивную честь своей школы.

Через просторный двор Гранилки, где лежали блоки белого мрамора, похожие на громадные куски сахара, Паня прошел в цех резки.

Тишина… Закрытые металлическими кожухами пилы, которые умели так шумно пилить мрамор, яшмы и родонит, теперь молчали. В отделении ильичевских пил — железных тонких кругов — Паня увидел Прошу Костромичева, Милю Макарову и еще нескольких гранильщиков. А Неверова он узнал не сразу, потому что впервые увидел Анисима Петровича в синей рабочей одежде, сделавшей его будто моложе.