М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга первая

Трижды председатель поднимал правую руку вверх и трижды призывал "Отрекайся от вина!"

- Отрекаешься ли ты, Найджел Найтли…? — спросил председатель.

Профессор отрекся.

- Отрекаешься ли ты, Люсинда Найтли…?

- Отрекаюсь, — отвечала Люсинда Найтли.

Так четыре человека согрешили в этот вечер не только трижды, но и еще дважды: клятвой (ибо сказано: «не клянись») и ложью (ибо сказано: «не лги»).

Как только с церемонией было покончено, все четверо поспешно покинули Общество. Но не успели завернуть за угол, как их остановили.

- Кошелек или жизнь! — невысокая девушка наставила на Люси сложенный зеленый зонтик, как если бы у нее в руках был револьвер. — Люси Майлз, это ты, лопни моя селезенка!

Дюк откинулся на спинку дивана. — Не женюсь, — заявил он. Эту фразу мистер Маллоу произносил вот уже почти пятнадцать лет. И добавил:

- Не бери в голову, старик.

Компаньон кивнул. Он… впрочем, неважно. Сейчас, леди и джентльмены, мы вернемся в прошлое. Ненадолго, уверяю вас.

Итак, восемь лет назад:

Дюк Маллоу сидел в библиотеке и пытался читать газету. Из комнаты супругов слышалось:

- Но это же так просто, Джейк! Любят нежно, или страстно, или сильно, или… Что именно ужасно? Ах, ужасно любишь? Нет, почему же, очень мило. Почему только из тебя каждый раз клещами… Нет, это совсем не ясно. Ну ладно, ладно…

Шесть лет назад:

Дюк Маллоу отложил газету, встал и сделал музыку погромче.

- Как ты меня любишь, Джейк? Я не слышу, как ты меня любишь! Не вижу, что ты меня любишь! Не чувствую, что ты меня любишь! Что ты молчишь? С тобой, между прочим, разговаривают! Ну? Ты просто не любишь меня, вот что. Просто ты…

Дюк прочистил горло и подкрутил ручку граммофона:

Чем оканчивались такие дни, как этот? Представьте на минуту, как мистер Саммерс молча выходит из супружеской спальни. Вот он хлопает дверью, дергает головой, отбрасывая упавшую на лоб прядь, и вы сможете примерно представить, как это было 27го августа 1919 года, в день, который не так уж сильно отличался от прочих.

Вандерер с беспокойством наблюдал за своей дочерью. Конечно, внимание со стороны молодых людей позволительно, и в известной мере даже желательно, но лишь до тех пор, пока ваша дочь не проводит с ними слишком уж много времени.

- Дорогая, — мягко произнес он, придержав девушку за локоть, — мне надо с тобой поговорить.

Эдна надулась.

- Только побыстрее. Мы заняты бабуинами. Видишь, вон там, на берегу? Ральф целое утро их караулил! Сейчас он их просто фотографирует, а потом Абу и Куру поймают несколько штук сетью! Ну папа, неужели твой разговор настолько важен, что не может подождать до вечера?

Отец покачал головой.

- Я как раз улучил момент, чтобы поговорить с тобой об этом молодом человеке. Не слишком ли далеко все зашло?

- Мне казалось, он тебе нравится.

- Нравится, — кивнул Вандерер, — но лишь до тех пор, пока речь не идет о ваших с ним романтических отношениях.

Лицо его дочери стало серьезным.

- Думаю, в ближайшее время Ральф сделает мне предложение.

- Было бы крайне глупо с твоей стороны принять его.

- Но почему? Конечно, у его тетки меньше денег, чем у тебя, и все-таки они довольно состоятельны. Мы могли бы уговорить ее вложить средства в наше предприятие.

- Не в этом дело. Эдна, дорогая, думала ты когда-нибудь, сколько ему лет?

- Ну конечно! — дочь с недоумением посмотрела на отца. — Я даже спрашивала. Ральфу только что исполнилось двадцать восемь.

Джон Вандерер вздохнул.

- Вот именно, дорогая. Ему, выражаясь прямо, скоро тридцать, а он ведет себя как твой ровесник. Кеннел, конечно, очень приятный молодой человек, но вот уж чего я не хотел бы, так это видеть его своим зятем.