Канни Мёллер - Я - Янис

Именно в ту минуту я не была в восторге от животных. И от парней тоже. Даже Линус уже не казался мне таким красивым. Я просто взяла велосипед и понесла его в подъезд. Он мог бы и помочь мне, подержать дверь — видно же было, как мне трудно. Но он не помог, так что дверь ударила прямо по заднему фонарю. Который был уже разбит.

Такой парень, как Линус, конечно же, считает, что я уродина. Крабовая палочка, как говорит Адидас. Маленькая, твердая и замороженная. А теперь у меня еще и колени перевязаны рваным полотенцем, которое виднеется через дырки в штанах.

В понедельник я снова попыталась добраться до перчаток. И во вторник, и в среду. Звонила и звонила в дверь. Но старуха как будто испарилась. Может, умерла? Я поднималась по лестнице и думала, что надо позвонить 112. Если к ней никто не приходит, то никто ведь и не заметит, упади она замертво. И что тогда будет с мотоциклетными перчатками?

Если бы Зак не вмешался, то все, наверное, было бы нормально.

В четверг вечером я, как обычно, позвонила в дверь Глории. Крикнула в почтовую щель и, кажется, в темноте под дверью зашипел кот. Я опустила крышку. Не дай бог, он просунет лапу в щель и снова меня расцарапает.

Когда я вышла, то увидела Адидаса, Зака, Линуса и его старшую сестру. И еще тех идиотов, которые постоянно ошиваются рядом с Адидасом, я и знать не хочу, как их зовут. Они все одинаковые, так что я зову их просто гориллами. Хотя это, конечно, нехорошо по отношению к гориллам.

— Что ты сделала с перчатками Зака? — спросил Адидас, когда я повернула к нашему подъезду.

Я уставилась на брата: зачем надо было говорить с Адидасом о вещах, которые касаются только нас двоих.

— Чего ты все время звонишь в дверь этой старухе? — спросил Адидас, все так же пялясь на меня.

— Какой старухе? — притворилась я.

— Мы за тобой следили, — он сплюнул на асфальт. — Ты каждый вечер стоишь и звонишь. Ты чокнулась, что ли?

— Да это не новость, — вставила сестра Линуса. — Янис не то чтобы…

— Что — не то чтобы? — я шагнула к ней. Она ухмыльнулась всей своей размалеванной физиономией, так что коричневый крем сморщился уродливыми полосочками.

— Не то чтобы совсем нормальная.

— А ты? — прошипела я. — Ты просто дерьмо.

— Чего? Да ты совсем идиотка!

— Прекрати! — сказал Линус, пихнув свою сестру так, что та зашаталась.

— Ладно, защищай эту ненормальную, сколько влезет, мне плевать!

Я не собираюсь даже вспоминать, что за гнусное имя у сестры Линуса. В общем, она обиделась и ушла. Ну и хорошо. Никто не заплакал.

— Если что-то берешь, надо отдавать! — сказал Адидас, думая, что мы все еще препираемся из-за перчаток.

— Наплюй, — попытался Зак. — Я сам ей их дал. Это паше дело.

— Never ever, — прошипел Адидас. — Ты думаешь, я тебе их дал, чтобы твоя сеструха потом увела? Это очень крутые перчатки, так и знай. Минимум тысяча. Минимум.

Как обычно, Адидас орал на моего брата, а тот стоял, разинув рот. Такая у него была роль: молчать в тряпочку. Мне стало стыдно, поэтому я рванула на себя велосипед и отправилась подальше. Пусть стоят и пялятся, сколько влезет. Даже Адидасу не пришло бы в голову гнаться за мной. Когда я на велосипеде, меня никто не тронет.

Вечером, когда мама зашла пожелать мне спокойной ночи, она, конечно же, обнаружила, что Зака нет на месте. И еще заметила, что у нас в комнате довольно-таки холодно. Но связать эти вещи воедино она не догадалась. Она не глупая, но все-таки не догадалась, что у нас с Заком договор. Он выбирается по вечерам через окно, а я помогаю. Мы живем на втором этаже, иначе ничего не вышло бы. Перебравшись через перила балкона, он скользит вниз по водосточной трубе. Подниматься обратно намного труднее, но Зак выработал неплохую технику. Когда мама вошла, я едва успела закрыть окно. Перед сном мне надо было оставить небольшую щелку, чтобы он смог открыть окно, когда вернется.

Но этим вечером я подумывала, не забыть ли об этой щелке. Надо было как-то наказать его за то, что этот дурень проболтался Адидасу о перчатках.

— Где Зак? — спросила мама.

— Ушел к другу делать уроки. У них завтра контрольная.

— Я хочу, чтобы вы говорили мне, когда уходите.

— Я всегда говорю.

— Как у вас холодно!

Она подошла к батарее и потрогала.

— Что-то не так — или на нас экономят.

Затем она подошла ко мне и встала на цыпочки у кровати. Иначе не дотянуться, чтобы меня обнять.

Мне нравится, когда она обнимает меня перед сном. Тогда тревоги уходят. Я знаю, что это по-детски и, может, неправильно, что мне это нравится. Зак вот больше не хочет, чтобы его обнимали.