Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

Однажды пресвитер попросил привести на сходку Катю. Поскольку дети присутствовали на молениях постоянно, Поршенникова привела и Катю. Затем последовало требование, чтобы девочка перестала посещать школу по субботам — так велит всевышний, который шесть дней без устали создавал мир, а седьмой день почил от всех дел своих, благословив его и освятив. Поршенникова не воспротивилась, тем более что «святой отец» достал медицинскую справку об освобождении от занятий. К тому же сама она считала, что неплохо бы дочери вообще годик-два посидеть дома, поднакопить силенок, все равно ведь еле-еле учится, только лишняя маята. Она этого не высказала, но пресвитер, очевидно, понял ее, так как вскоре завел именно такой разговор, призвав для помощи старушку, которая уверила, что укажет девочке истинный путь служения Христу. После некоторых размышлений, подкрепленных новой медсправкой и посулом снять с нее десятину, Поршенникова поддалась уговорам и запретила Кате ходить в школу. А через несколько дней старуха взяла девочку к себе, якобы для того, чтобы скрыть ее от глаз соседей, которым несомненно покажется подозрительным Катино затворничество, а так — болеет и болеет, а где и как — людям безразлично. Узнав же, чем занимается старуха с дочерью, женщина испугалась и обратилась к пресвитеру, который ответил, что это божий сын посылает ей испытание, что надо же как-то искупить грехи, содеянные ею. Он намекал… Поршенникова не знала, что ей делать.

Все это дало следствие. Поршенникова, по словам Аркадия, говорила сухо и сумбурно, но сам Аркадий, посвящая ребят в дело, придал рассказу логическую связность и некоторую детальность. Попутно он выложил и свои соображения. Пресвитер, говорил он, хоть и действовал как завзятый жулик, но, безусловно, прикрывался святой личиной и библейскими притчами, однако он перестарался, переборщил, оторвав Катю от школы и отправив ее христарадничать. Когда же мальчишки неожиданно встали на его пути, он понял, к чему это может привести, струсил и отступился от Кати. Но разоблачение уже назревало.

Долго Юрка с Валеркой обсуждали все тонкости этой истории, пока не осмыслили ее полностью. И мальчишкам было радостно сознавать, что Кате теперь никто и ничто не грозит: ни черт, ни бог, ни беспутное нищенство, и что в этом избавлении есть их прямое участие.

И вот где-то там идет уже общественный процесс! Суд!..

Ребята сидели у Гайворонских и играли в «морской бой», отгородившись друг от друга книгами «Тициан» и «Советская опера». На улице и в избе было тихо. В углу горницы стояла наряженная елка со стеклянным спутником на вершине. Из кухни чуть слышно доносилось потрескивание дров в печке. Юрка изредка прерывал «огонь» и, забирая с собой листочек с полупотопленными кораблями, отлучался подбросить два-три полена.

— Знаешь, как мамка удивится, — проговорил он, вновь устраиваясь за столом и ставя на ребро упавшего «Тициана». — Ох и удивится!.. Не поверит. И про нас не поверит, что мы тайны раскрывали.

— Может быть. Е-4. — Валерке недавно вырезали гланды, говорил он все еще тихо и изредка покашливал.

— Мимо… И твои удивятся. Думаешь, нет?

— Пожалуй… Бей.

Раздумывая, Юрка попытался искоса взглянуть на Валеркину таблицу, но «Советская опера» надежно укрывала огневую позицию противника.

— Тебе тоже Е-4, — сказал он. — Я все забываю, чтобы Катька написала на книжке что-нибудь.

— Мимо… А ты уже прочитал ее?

— Аркаша прочитал. Говорит, хорошая. Так что пусть подписывает.

— А где сейчас Катька?

— У какой-то тетеньки. Мимо… На время. Я спросил, почему не у нас, Аркаша говорит, вы слишком много знаете, а ей нужно знать поменьше, хватит с нее, натерпелась.

На елке там и тут висели братцы Кролики, вырезанные из картона в разных позах и разной величины. Внизу, прислонившись к стволу, стоял Тигр, растерянно глядя на огромную физиономию Пантагрюэля, как Руслан на Голову.

— Ж-8… А все-таки нечестно, — вздохнул Юрка. — Мы вон сколько помогали, а нас не пустили.

— Мимо… Значит, так надо… Д-3.

— Ранил, елки!.. Погоди-ка, подкину последние чурки.

Юрка взял кочергу, перемешал пылающие угли на колосниках, прибил их и бросил им на съедение два толстых коротыша. На стенах кухни в темноте колебались огненные блики. Юрка вдруг к чему-то прислушался, включил свет, зашевелил ноздрями и тревожно произнес:

— Валерка, по-моему, конфетами пахнет, шоколадными… Иди-ка сюда… Здорово пахнет.

Невидимые следы привели Юрку в «келью» Аркадия. И он стал шарить на полках с книгами.