Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

Это здание внушало мальчишкам чувство не только удивления, но и какого-то священного страха, торжественности. Хорошо видимый с Перевалки, оперный и оттуда представлялся чрезвычайно необыкновенным, а вблизи он подавлял маленьких людей своим величием.

Прежде чем войти в него, ребята, задрав голову, некоторое время осматривали колонны. У самых капителей кружили голуби, то и дело садясь на лепной карниз и выступы барельефов, срываясь снова и планируя вниз на асфальт. Они чувствовали себя здесь дома.

— Ну, пошли, — сказал Юрка. — Сегодня, видишь, «Лебединое озеро». У нас лягушиное озеро, а тут лебединое.

Пружинистая дверь швырнула ребятишек в вестибюль. Невидимые вентиляторы гудели в тамбуре, поднимая там настоящий ветер.

— Здравствуйте, — поприветствовал Юрка билетершу, девушку.

— Здравствуйте, — ответила она приветливо.

И Юрка сразу сообразил, что, если назвать ее тетей, это может кое-что дать.

— Тетя, — обратился он не медля.

— Что, дядя? — спросила девушка, подавляя улыбку.

— У вас сегодня идет «Лебединое озеро»?

— Да. «Лебединое озеро».

— Это где лебеди пляшут?

— Скорее танцуют, — поправила билетерша. — Лебеди — нежные создания.

— Конечно, — согласился Юрка. — Наверное, очень интересно?

— Очень.

Юрка вздохнул.

— Вот у нас с Валеркой нет билетов.

— Жаль.

— А так вы нас не пропустите?

— Пожалуй, нет.

— А если бы у нас были билеты, вы бы, тетя, пропустили?

— Разумеется.

— А вы представьте, что эти билеты у нас есть.

— Для этого нужно слишком богатое воображение.

— Что вы, это представить легко. Просто невидимые билеты. Мы вот так проходим, протягиваем вам руки, а вы вот так вот в воздухе отрываете контроль — и всё.

Девушка рассмеялась.

— Я вижу, вам действительно очень хочется посмотреть балет.

— Еще как! — воскликнул Юрка.

Контролерша оглянулась в фойе, посмотрела по сторонам и сказала шепотом:

— Ну, проходите. Только живо. Забирайтесь на третий ярус и ни гугу, а то и вас выгонят, и мне влетит.

— Ладно, тетя! — Юрка хотел сказать тихонько, но почти крикнул и, схватив Валерку за руку, побежал мимо гардеробных прилавков.

На паркете они чуть не растянулись, затем мигом исчезли на боковой, слабоосвещенной лестнице.

Валерка был здесь второй раз, поэтому толком не знал ни лестниц, ни ходов, ни дверей. Юрку же иногда водил Аркадий, так что он уже присмотрелся кое к чему и теперь уверенно тянул друга наверх.

— Может, мы прошли, Юрк?

— Нет еще.

— Смотри, а то на чердак попадем.

— В оперном нету чердака — один купол, и всё, а там — небо.

Наконец они оказались в полукруглом коридоре.

— Третий ярус. Вон вход в зал, — указал Юрка.

— Там тетенька стоит, — тревожно заметил Валерка.

— Верно.

— Она ведь тоже может выгнать?

— Может. Тут любой может выгнать. Может, и в театре не работает, а возьмет и выгонит.

Горькая мальчишеская судьба! Счастливая мальчишеская судьба — постоянно жить в тревоге и радости!

Мальчишки прошли к другой двери, которая никем не «охранялась», и проникли в зал. Под самым куполом вдоль стен высились огромные фигуры богов и богинь. Аркадий в одно из посещений объяснил, что это мифические боги, то есть выдуманные людьми существа. Но люди выдумали их так ловко и интересно, что они до сих пор живут, как живые, настоящие. Но это вовсе не те боги, перед которыми преклоняются глупые люди, это почти сказочные герои, удивляющие своей красотой и силой.

С потолка гигантской юлой свисала люстра. Юрка прикинул примерно, куда она шлепнется, если вдруг трос не выдержит ее тяжести и лопнет. Третий ярус она не заденет и второй тоже, а вот в первый краем попадет, но основной удар придется на партер, на задние ряды партера. От зрителей останутся одни лепешки!.. Юрка обвел взглядом тех несчастных людей, которые сидели в воображаемом круге бедствия, и удивился их спокойствию: никто не озирался с опаской, никто вообще не задирал голову к люстре. Юрка глубоко вздохнул — он, кажется, не дышал во время этих катастрофических размышлений. Затем он снова обратился к богам и сперва сосчитал, сколько среди них мужчин и сколько женщин, потом — сколько из них смотрят на сцену и сколько отвернулось; на сцену смотрело большинство.

Валерка разглядывал расписной потолок. От того места, где крепилась люстра, расходились во все стороны какие-то зеленые волнистые линии, точно стебли растений. На концах они переходили в пестрый орнамент, который, как кружево, обрамлял весь потолок. Подобные рисунки были и в других театрах, но чего нигде Валерка не встречал, так это диковинных физиономий, намалеванных между зелеными стеблями. Это были страшные, никогда не виданные лица, с чрезмерно пухлыми или, наоборот, чрезмерно впалыми щеками, с глазами то слишком прищуренными, то слишком раскрытыми, с острыми и длинными бровями.