Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда

— Вот уж нет, скорее друзья забыли про меня! — улыбаясь, ответил Петре Станку и стал журить Думитру за то, что не от него самого, а от нормировщика узнал о досрочном выполнении заказа его цехом. — Сам посуди, — продолжал Петре Станку, — будь это обычный заказ, ещё так-сяк. А то ведь… — И он дружески похлопал Думитру по плечу. — Ну, и как получилось? Доволен?

— Могло бы быть и лучше! — задумчиво ответил Думитру Дану.

Петре Станку иного ответа и не ждал. Он знал, что Думитру Дану никогда не похвалит свою собственную работу, всегда скажет: «Могло бы быть и лучше!» Месяц назад цех Думитру Дану изготовил мебель для одной из столичных библиотек. Приёмочная комиссия была очень довольна. Качество работы нашли превосходным. Вся фабрика радовалась. Один только человек не успокаивался — Думитру Дану. Он пошёл к председателю приёмочной комиссии, долго с ним беседовал, пока не убедил его, что «могло бы быть и лучше», и упросил отложить на несколько часов отправку мебели, так как хотел ещё что-то доделать.

— Что могло быть и лучше — дело известное. Оно всегда так. Но что вам помешало на этот раз?

— Материал…

— А что такое? У нас на складе отличный материал.

— Знаю…

— Тогда в чём же дело?

Думитру Дану достал из кармана портсигар, вынул папиросу, размял её, зажёг и, пуская струйки голубоватого дыма, сказал:

— Может быть, я и ошибаюсь, но вряд ли… С некоторых пор на складе творятся такие вещи, которые наводят на размышления. Знаю, что хороший материал там есть, прошу его, потому что он нужен, ну, а выдают совсем не то. Вначале я объяснял это тем, что заведующий складом Хынку человек у нас новый и ещё не освоился с делом.

— Возможно, и так.

— И я думал… На такой фабрике, как наша, это нелегко. Уметь на глаз определить, что это за материал, прочен ли он и на что лучше годится, — этому сразу не научишься.

— Правильно. Нужен опыт, намётанный глаз, — согласился Петре Станку.

— Да, всё это не усвоишь за несколько дней! — продолжал Думитру Дану. — Но вот тут-то и загвоздка. По-моему, Хынку знаток своего дела. То-то и странно. Глаз у него намётанный, а не проходит и дня, чтобы я с ним не поругался из-за материала, который он мне посылает. Я прошу качественное дерево, он отговаривается тем, что у него нет, и подсовывает мне еловые доски. Не стану же я еловые парты для детей делать! Попробуй-ка спокойно писать контрольную, когда парта скрипит!

Тем временем они дошли до парка, и тут Думитру Дану сообразил, что приятель, живший совсем в другой стороне, проводил его почти до самого дома.

— Ты, собственно, куда направляешься, Петре? Разве не домой, обедать?

— Я попозже пойду. Меня очень интересует то, что ты рассказываешь.

— Если твоя жена не поругает меня, я бы затащил тебя к нам обедать.

Петре Станку улыбнулся: — Вот что значит давно не видеться! Мария уже неделю в отпуску. Она с дочуркой уехала.

— Вот и отлично! — повеселел Думитру Дану. — Пошли, вместе пообедаем. И жена будет рада. Знаешь, какие она борщи варит! За тридевять земель ими прославилась!

— Ладно, — согласился Петре Станку. — У тебя мы сможем спокойно поговорить.

Мать Санду недавно вернулась с работы и действительно очень обрадовалась гостю, не преминув, впрочем, упрекнуть за то, что он давно к ним не заглядывал.

— А где же ваш адмирал? — поинтересовался Петре.

— Должен прийти, — сказала мать.

Но вскоре явился один Топ. Он стал на задние лапы перед Думитру Дану, и это означало, что надо обследовать его ошейник. Думитру обнаружил там записку, в которой Санду извинялся за опоздание — у него «очень важные дела».

— Ну, мать, как тебе нравится письмо сына? — смеясь, спросил Думитру.

— А тебе нравится? — огорчённо ответила она.

— Письмо могло бы быть и лучше, но и не такое плохое. Раз предупредил о том, что запоздает, значит — он человек вежливый.

Мать посмотрела на него, и Думитру прочёл в её взгляде: «Санду весь в тебя».

В конце обеда, когда мать Санду закрыла ставни и ушла на кухню мыть посуду, начатый по дороге разговор возобновился.

— Итак, насколько я понимаю, — сказал Петре Станку, — ты недоволен материалом, поступающим со склада?

— А как же может быть иначе? Надо, чтобы той мебели, которую заказывают нашей фабрике, износу не было, пускай и правнуки наши пользуются. Конечно, и работа за себя говорит, но решающее слово всё-таки за материалом. А с Хынку я никак не могу столковаться. Это не дело!

— Ты прав, Думитру. Хорошо, что мы сегодня встретились и поговорили. Я и сам задумывался насчёт этого Хынку. Хотя и знаю, что разумнее судить о человеке по всем его поступкам, но всё же… — Он помолчал, как бы вспоминая что-то. — На днях я говорил с ним, когда он запретил детям играть на пруду. Я подметил, что он не любит детей. В каждом он видит хулигана, бездельника. Я уже сказал, что по одному этому нельзя судить о человеке, но на мой взгляд, люди, которые не любят детей, — чуждые нам люди, бездушные. А ведь мы в свой труд и душу вкладываем. Работа, сделанная без души, недолговечна… Придётся хорошенько заняться тем, что происходит на складе. Я поговорю с директором, чтобы пригляделись повнимательнее, как обстоят дела с материалами. — Посмотрев на дрожащую полоску света, робко пробивающуюся в щель между ставнями, он спросил: — Над каким заказом сейчас работает твой цех?