Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда

— Почему?

— Потому что много будешь знать — скоро состаришься. Ты идёшь к Петрикэ?

— Много будешь знать — скоро состаришься! — смеясь, ответил Санду.

— Тень никогда не старится. А я — тень.

— Тени не нужно знать, иду ли я к Петрикэ…

— Нет, нужно. Потому что я хочу передать ему кое-что.

— А если я не соглашусь?

— Тогда я возьмусь за тяжёлую артиллерию!

— А я возьмусь за твои уши!

— А если я попрошу тебя?

— Тогда другое дело.

— Так вот, прошу тебя… Я заверну камешек в записку и брошу тебе. Отдай эту записку Петрикэ.

— А почему ты сам не отнесёшь?

— Потому что он сердится на меня.

— Он и на меня сердится. Но мы с ним помиримся.

— То-то и оно! Отдай ему записку, чтобы он и со мной помирился. Прошу тебя!

— Бросай!

Через несколько минут Санду стучался к Бунеску. Ему открыла мать Петрикэ.

— Поздновато ты приходишь в гости, — ласково сказала она. — Но Петрикэ ещё не лёг. Заходи.

Петрикэ всё ещё «практиковался» на той же старой рубашке, когда в комнату вошёл Санду. Примостившись на краю кровати, Петрикэ распутывал нитку, которая, точно назло, петляла при каждом стёжке, цепляясь за пуговицу, а то и за нос.

Санду поздоровался, но не получил ответа. Петрикэ только мрачно посмотрел на него, потом принялся шить. Он даже стал насвистывать в доказательство того, что ему нет никакого дела до гостя. Но Санду-то знал своего приятеля! Он сел поближе к кровати и, облокотившись на колени, тоже нагнулся над рукоделием Петрикэ.

— Если я уколю тебя в нос, смотри не плачь, — сказал Петрикэ, разглаживая пальцем кривой шов.

— Я сюда не плакать пришёл, — спокойно ответил Санду. — У меня к тебе дело.

— А у меня тоже дело. Не видишь разве? Только я и без тебя могу справиться.

— А я вот без тебя не могу. Когда кончишь, мы поговорим.

— Я не скоро кончу.

— Я могу подождать.

— Я и к утру не кончу.

— Ничего, я спать не хочу.

— И за месяц не кончу.

— Ничего, всё равно у нас каникулы!

Санду говорил спокойно, не повышая голоса. Это то больше всего и раздражало Петрикэ. Он готов был сказать, что не закончит до самой смерти, но предвидел, что Санду хладнокровно ответит: «Ничего, я подожду». Хотя Петрикэ не жалел, что Санду всё-таки пришёл, и хотя ему представлялся случай высказать всё, что он, Петрикэ, думает о ябедах, тем не менее Петрикэ всячески старался показать своё невнимание к другу. Он начал насвистывать, но тут же уколол палец и сунул его в рот.

— Почему бы тебе не надеть напёрсток? — спросил Санду.

— Незачем.

— Пальцы исколешь!

— Не беда! — процедил Петрикэ сквозь зубы. — Беда другое.

— Что?

Петрикэ пробормотал что-то невнятное.

— Кто «скареда»? — не разобрав толком, спросил Санду.

— Да не «скареда», а «ябеда»! И если хочешь знать, я вот что тебе скажу: постыдился бы ябедничать!

— Ябедничать? — Санду даже вздрогнул. — Что ты выдумываешь!

— Я не выдумываю. Откуда же Влад узнал про галстук? Кроме тебя, я никому не говорил. А ты… ты, уж конечно, постарался скорее растрезвонить.

— Неправда! — Санду сжал кулаки. — Если Влад и знает, так не от меня! Он и сам узнал. Думаешь, от него можно что-нибудь скрыть? Он всё знает!

— Что ж, по-твоему, у него волшебная подзорная труба? — засмеялся Петрикэ.

Под окном в саду хрустнула ветка. Петрикэ крикнул:

— Это ты, Вирджил? — Но никто не отозвался, и он повторил: — Думаешь, у него волшебная подзорная труба?

— Нет, конечно, но он всё знает!

— Тогда, может быть, он знает, что ты сейчас у меня и что мы говорим про него? Да?

— Да, совершенно верно.

Но произнёс это вовсе не Санду. Петрикэ испуганно вздрогнул. Санду поднял глаза.

У окна стоял улыбающийся Влад. Не кто иной, как сам Влад.

— Добрый вечер, — сказал он и одним прыжком очутился в комнате. — Ну, что поделываете, неразлучные друзья? И днём и ночью вместе — это неплохо!

После заседания Влад вышел вместе с Софией, сестрой Петрикэ, и проводил её до дому. Заодно он решил навестить меньшого. София показала ему, где окно Петрикэ. Так он очутился здесь. Подсев к Петрикэ, Влад спросил:

— Ну, что же вы замолчали? Продолжайте. Я вам не помешаю. Побуду немножко и уйду.

Ребята всё ещё не могли опомниться. Они смотрели друг на друга: Санду — откинувшись на спинку стула, а Петрикэ так и застыл с иголкой в руке, точно перед объективом фотоаппарата во время съёмки занятий кружка «Умелые руки»…

Наконец, воткнув иголку в рубашку, Петрикэ сказал:

— Влад, как по-вашему, если двое поклялись и один из них нарушил клятву, что должен сделать другой?