Анатолий Алексин: Коля пишет Оле, Оля пишет Коле

Лева Звонцов сказал, что было бы хорошо превратить дупло в ящик для заметок радиокорреспондентов.

— А наверху, меж ветвей, репродуктор повесим, — предложил Лева. — И будет очень поэтично: вниз, в дупло, заметку опустят, а она через некоторое время сверху моим голосом заговорит. То есть я, как диктор, читать ее буду… Настоящая лесная сказка!

С Левой не согласились. Но других предложений не последовало, и тогда Феликс сказал:

— Я, кажется, придумал, чем мы с вами будем в последние летние дни загружать свой почтовый ящик.

— Чем?

— Поручениями на год, до будущего лета…

— Какими поручениями?

— Вот, например, Леве Звонцову можно поручить провести за зиму по школьному радио три дискуссии — и ни одной из них на тему: «Может ли мальчик дружить с девочкой?» Потому что этот вопрос мы с вами, кажется, уже выяснили до конца. Ну, а будущим летом, как только приедем в лагерь, снова соберемся возле старого дуба, откроем свой лесной почтовый ящик, вспомним, что кому поручили, и проверим, кто и как выполнил наши задания. Это будет интересно, вот уви-идите!

…В самый последний лагерный день ребята собрались возле старого дуба. Потрескивал костер, словно кто-то тихонько надламывал сухие поленья и сучья. Искры сверкающими огненными бабочками взлетали и исчезали, так и не добравшись до широкого узорчатого шатра, образованного могучими ветвями дуба, — шатра, на котором, казалось, были вытканы звезды, просвечивавшие сквозь листву.

Вперед вышла председатель совета лагеря Люба Янкевич — длинноногая и нескладная с виду девочка, которая всегда казалась выросшей из своих платьев, стеснялась этого и прятала смущение за нарочитой серьезностью. Она объявила:

— Мы тут, на совете, подумали и решили ничего вам не подсказывать… Пусть каждый сам даст конкретное задание своему товарищу на целый год, до будущего лета. Мы уже заготовили чистые листки — будем записывать… И опускать в дупло. Кто просит слова?

Никто слова не попросил, потому что никто еще не придумал конкретного задания для своего товарища. Внезапно подувший ветерок, словно желая поторопить ребят, подхватил несколько чистых листков и покружил их над костром. Он раздразнил невысокие огненные языки, которые заметались из стороны в сторону, словно стали гоняться за листками.

Первым выскочил Лева Звонцов.

— Я предлагаю дать наше почетное задание Феликсу! Поскольку он… — начал разглагольствовать Лева.

— Подожди, — остановил его старший вожатый. — Почему «почетное»? И зачем начинать с меня? Ведь я остаюсь с вами… А вот одна из вас уезжает. И хоть она вряд ли придет в будущем году к этому дубу, мы не желаем расставаться с ней и дадим ей свое самое первое задание!

Все стали искать глазами Олю Воронец, но в темноте это было не так уж легко, и, чтобы ребята перестали вертеть головами, Оля поднялась и вышла к костру.

— Вот и хорошо, — продолжал Феликс. — Давайте так и условимся: кому дают поручение, тот выходит вперед. Так вот, Оля… Мы не собираемся с тобой насовсем прощаться и хотим все знать о тебе. Я предлагаю поручить Оле Воронец переписываться с кем-нибудь… Чтобы он потом пересказывал Олины письма всей дружине.

— Почему «он»? А может быть, это будет «она»? — ревниво подскочила на своем месте лучшая Олина подруга Аня Черемисина, прозванная за свои рыжие волосы и за свою непоседливость Белкой.

— Нет, я хочу, чтобы это как раз был «он», а не «она», — с неожиданной настойчивостью повторил Феликс: обычно старший вожатый не навязывал ребятам своих предложений. — Именно «он»! Коля Незлобин…

Сухие поленья и сучья в костре стали вдруг надламываться гораздо громче: весь лагерь изумленно затих.

— Да он же молчаливый, как сыч! — крикнул кто-то.

— А вот, может, в письмах и разговорится, — возразил Феликс.

— Он только с птицами разговаривать умеет…

Колька сидел далеко от костра. Сидел и молчал, потому что не верил ушам своим. И, словно для того, чтобы он им поверил, в одно его ухо вдруг пополз противный, захлебывающийся слюной шепот:

— Эх ты, тютя!.. Над тобой издеваются, а ты молчишь. Она же тебя перед всеми по гроб жизни опозорила, а ты ей теперь будешь писулечки посылать: «Люблю! Целую! Жду ответа, как соловей лета!..»

Нет, не один Колька в лагере был зол на Олю Воронец — ее, оказывается, еще не любил и этот вот наглый паренек Рудик Горлов, хотя вслух об этом говорить боялся. Зато сейчас он прямо втиснулся в Колькино ухо, как всегда, ужасно при этом плевался, так что Кольке стало не по себе и он отодвинулся в сторону.