Виктория Вартан - Арминэ

— А конюшня открыта? — спросил я, а сам в душе ликовал: дядюшка Манвел был соседом нашей второй бабушки и, стало быть, Грантик наверняка увидит меня верхом на лошади. И на какой лошади!

— Да. Дверь открыта настежь: решил проветрить сегодня. — И с этими словами он подхватил меня под мышки и усадил в седло. — На, держи, — сказал он, вложив уздечку мне в руку. — Да смотри, не выпускай поводья из рук.

Я дернул поводья, и лошадь пошла. Мне казалось, что все село видит, как хорошо я держусь в седле и как послушно двигается подо мной лошадь.

— Вай, Гево! — воскликнула Гаянэ, когда я поравнялся с ней. От удивления она даже выпустила котенка из рук. — Ты — на лошади?!

— Как видишь, — ответил я гордо. А про себя отметил, что она и без кос ничего девчонка.

— Вот здорово! Я не знала, что ты умеешь ездить на лошади!

— Ты еще много чего не знаешь про меня! — успел я бросить ей через плечо.

Я уже был в ста, а может, и в двухстах метрах от конюшни — низкая дверь действительно оказалась открытой, — когда издали, справа от дороги, заметил несколько человек, стоявших кучкой у калитки в сад нани. Хотя они стояли довольно далеко от дороги, подъехав ближе, я узнал нани с ее вечным вязанием в руках, нашего дальнего родственника Арменака, его жену Шушик, их маленькую дочку Зарик и моего младшего брата Грантика. Я выпрямился в седле и уверенно ткнул пятками в бока лошади. И тут мои родичи, как по команде, повернули головы в мою сторону. Разинув рты, они удивленно уставились на меня. Я выпустил поводья и, крикнув: «Привет!», весело помахал им обеими руками. В ту же минуту лошадь прибавила шаг.

— Вай, да это же наш Геворг! — раздался громкий голос нани уже за моей спиной, потому что голодная лошадь, почувствовав себя свободной, вдруг понеслась рысью в открытую дверь конюшни. Я вцепился обеими руками в седло, лицо мое покрылось холодной испариной.

— Прыгай, прыгай с лошади, Геворг! Прыгай скорей, не то разобьешь голову о косяк двери! — завопила вдруг нани.

— Поводья, поводья подбери! — заорал во всю глотку дядя Арменак.

— Вай, боже мой! Да помогите же ему кто-нибудь!

А я, слыша их вопли, еще больше растерялся: вместо того, чтобы послушаться их — спрыгнуть на ходу с лошади или попытаться подобрать поводья, я в панике еще крепче вцепился в седло. Краем глаза я успел заметить, как Грантик сорвался с места и пулей понесся напрямик, через небольшой пустырь, к конюшне.

— Быстрей, быстрей, Грантик! — кричали сзади голоса.

Лошадь уже была в двух-трех метрах от черневшего проема дверей своей конюшни, когда внезапно перед ней возникла маленькая фигурка с поднятыми руками, что заставило ее в недоумении приостановить свой шаг. А мой младший брат только этого и ждал: в ту же секунду метнулся вперед и схватил лошадь за уздечку.

И лишь тогда, когда Грантик остановил лошадь перед низкой дверью конюшни и я, дрожа всем телом, спрыгнул на землю, до меня по-настоящему дошло, что мне грозило бы, если бы Грантик не поспел вовремя на выручку.

— Молодец, Грантик, молодец! — похвалил брата подбежавший дядя Арменак. — Ты выдержал экзамен на настоящего мужчину.

Грантик исподлобья поглядел на меня и, смущенно улыбаясь, почесал в затылке. Хотел я добавить, что он выдержал экзамен и на настоящего брата, да вовремя удержался: еще станет задаваться передо мной, если, конечно, уже не стал.

Лето кончается, и виноград, поспевший в этом году раньше обычного, собранный и отжатый, бродит в кладовых наших бабушек. Там же, в одном ряду с венками золотистого лука и белого чеснока, подвешены к потолку гранаты и айва, сплетенные в длинные гирлянды; белеют в углу моталы с овечьим сыром; дожидаются своего часа и соления в громадных карасах.

Жизнь заметно замедляется, село будто отдыхает после праведных трудов, хотя по-настоящему никто из дзорагетцев не успокаивается, — просто исчезли страхи и тревога за урожай: а вдруг пойдут дожди, от которых полопается прозрачная тугая кожица на ягодах, и сгниют на лозе тяжелые гроздья? Мужчины — те, кого не взяли в армию, — еще заняты на полях, а женщины не спеша прядут пряжу, вяжут теплые носки на зиму для ушедших на фронт.

И нам с моим младшим братом Грантиком скоро возвращаться в город, ему — к отцу, а мне — к матери…

И вот в один из теплых вечеров я, мой младший брат и Мец-майрик ужинаем, против обыкновения, не на открытой веранде, а в комнате: колем грецкие орехи, которые мы сбили еще днем с нашего огромного орехового дерева, дающего тень не только нам, но и прохожим. Брату уже пора домой к нани — другой бабушке, но он тянет время, не хочет уходить. Мы с братом в отличие от наших родителей очень дружны между собой, хотя без драк и у нас не обходится..