Виктория Вартан - Арминэ

— Да.

— Ты когда-нибудь слыхал о добрых урваканах, Вано? — рассмеялся дед Маркос, повернувшись к сторожу. — Нет? Ну так я тебе сейчас расскажу.

— Давид, подойди-ка сюда! — позвала сына Аревик, заметив, что тот опять стоит у низкой каменной ограды, отделявшей их маленький двор от просторного двора соседей, заросшего высокой сочной травой.

Давид нехотя подошел к матери. В руках он держал суковатую ветку, с которой сдирал зеленовато-коричневую тонкую кору. Под ней обнажалась влажная белая древесина.

— Ты меня удивляешь, Давид, — сказала мать, поставив на землю большую потертую сумку, с которой она обычно ходила на работу.

— Чем? — спросил Давид, хотя прекрасно знал, чем он удивляет мать.

— А тем, что чуть свет ты опять торчишь у их ограды! — Сложив на груди руки, она с упреком посмотрела на своего упрямого сына. — Неужели ты не можешь жить без Армена и Сурена? Разве у тебя нет других товарищей, что вечно лезешь к этим негодным мальчишкам со своей дружбой? Ну хорошо, Давид-джан, — терпеливо продолжала она, глядя на кудрявую макушку Давида, возившегося со своей веткой, — если уж ты не можешь себя чем-нибудь занять, сходи к Шагену или же его позови сюда: он мальчик хороший и, кроме того, твой одноклассник. — Теперь она говорила с жаром, словно старалась вбить сыну в уши каждое слово: — Перестань возиться с палкой! Ты же видишь — я с тобой разговариваю. — Мальчик поднял глаза на мать. — Армен и Сурен — плохие, злые мальчишки, к тому же много старше тебя. Не лезь к ним, ничему хорошему ты у них не научишься!

— Ничего они не злые, — буркнул Давид, умудрившись отодрать зубами тонкую ленточку коры.

— Перестань, зубы испортишь! — Давид послушно опустил палку. — Как же они не злые, если у них хватило жестокости привязать тебя к дереву и бросить одного на всю ночь в темной лощине? Неужели ты забыл и простил им этот ужасный поступок?

— Ну, мам, ты же знаешь, что Армен привязал меня к дереву за то, что я потерял его любимый ножик… Он сказал, что если я останусь всю ночь в лощине, то вспомню, где обронил его.

— Постой, постой! Ты ведь говорил, что после того, как сделал себе крюк, ты вернул ему ножик.

— Я говорил: «Кажется, вернул…» Но может, и обронил в кустах, не помню я, мама, честное слово, не помню!

— Ну хорошо, — теряя терпение, сказала Аревик, — допустим, что ты потерял его нож, все равно это бессердечно — бросить восьмилетнего мальчишку одного в лесу, да еще привязанного к дереву! А вдруг на тебя напал бы какой-нибудь зверь?

— Но, мам, я же тебе объяснил, как все получилось! Я сам, понимаешь, сам согласился, чтобы они привязали меня к дереву! Ну, как Давида Сасунского, помнишь? Это же была игра!

— Не оправдывай их, Давид-джан, — все равно они плохие мальчики, особенно Армен, и я запрещаю тебе водить с ними дружбу, понял? — сказала мать строгим тоном.

Давид опустил голову.

— Понял…

Когда мать наконец ушла на работу, Давид состругал с ветки все сучки и неровности, аккуратно обрезал концы, и у него получилась отличная гладкая трость. Потом он стал бесцельно слоняться по тенистому, расцвеченному яркими солнечными бликами двору, пока… пока ноги сами не понесли его к ограде.

Заглянув через ограду в соседний двор, Давид увидел в нескольких шагах от себя Армена.

Он сидел на плетеной корзине и что-то мастерил. «Интересно, что он там делает», — подумал Давид и, присмотревшись внимательнее, заметил в руках Армена складной нож с яркой зеленой ручкой — тот самый ножик, который он потерял две недели назад, когда они собирали ежевику у подножия Лысых гор…

Армен поднял голову, и в то же мгновение глаза его встретились с черными, широко расставленными глазами Давида. Кровь медленно стала приливать к лицу Армена… Давид отвернулся и, ни слова не промолвив, отошел прочь от ограды.

Спустя несколько дней после происшествия у Лысых гор Армен нашел ножик с зеленой ручкой в своей куртке. Нож просто провалился за подкладку сквозь дыру в кармане. Сначала мальчик хотел рассказать всем о находке. Но потом, поразмыслив, он решил: «Зачем? Пожалуй, не стоит об этом никому говорить, в особенности же брату и Давиду. А то получится, что мы с Суреном, не разобравшись как следует, ни за что ни про что привязали Давида к дереву на всю ночь. Чего доброго, — подумал он, — эти мальцы еще перестанут меня слушаться…» А он, Армен, привык, чтобы мальчишки уважали его и слушались. Словом, он решил никому не говорить, что ножик нашелся.