Евгений Юнга - Кирюша из Севастополя

Тогда Кирюша и принял предупреждающий сигнал.

— Морзят! — приглушенно выкрикнул подросток, оповещая капитан-лейтенанта. — Морзят нам!

Действительно, слева от сейнера загорался, мерк, снова часто и коротко мигал рубиновый глаз карманного фонарика.

— «Н-е п-о-д-х-о-д-и-т-е, — по буквам прочел капитан-лейтенант. — Н-е о-т-в-е-ч-а-й-т-е, а т-о о-г-р-е-б-е-т-е п-о-л-у-н-д-р-у… П-р-о-щ-а-й-т-е… Д-а з-д-р-а-в-с-т-в-у-е-т С-е-в-а-с-т-о-п-о-л-ь!»

Голос командира вздрагивал.

— Спасибо, товарищи черноморцы, но кому в лицо глянем, если уйдем без вас? Держать к пристани! — отрывисто сказал он.

Головной сейнер свернул в глубь узкой бухты. Остальные суда без промедления повторили маневр.

Дружно рокоча моторами, флотилия направилась к причалу.

Черное продолговатое пятно причала все отчетливее выдвигалось из темноты перед взором Кирюши. Слух маленького моториста напряженно внимал тишине. Подкрадывалась к сердцу и вползала в него необъяснимая тревога…

Тишина разлетелась тысячью свистящих и жужжащих осколков, едва Кирюша прыгнул на выщербленный настил пристани и хотел набросить швартов на причальную тумбу.

Пестрые ленты зажигательных и светящихся пуль опоясали пристань.

В одно мгновение все стало ясно: врагу удалось оттеснить от пристани защитников Северной стороны. Немецкие автоматчики сидели в засаде вокруг причала и пропустили к нему сейнера для того, чтобы перебить личный состав судов и захватить их.

— Назад, Кирюша!

Возглас капитан-лейтенанта затерялся в грохоте: немецкая батарея, замаскированная на пригорке за бухтой, дала залп по крохотной пристани.

Два снаряда взвизгнули над ней и зарылись в бухту, а третий разорвался на берегу, неподалеку от маленького моториста.

Кирюшу подбросило и сильно толкнуло.

Он упал и, тут же вскочив, метнулся с причала на палубу сейнера.

Тот, пятясь, развернулся и, провожаемый залпами вражеской батареи, тарахтеньем автоматов и пулеметов, занял свое место головного в колонне судов.

— Испугался, тезка? — мягко спросил капитан-лейтенант, склоняясь к лежащему на палубе у бортового навеса подростку. — Да что с тобой? — забеспокоился он, не получая ответа, и, присев на корточки, включил карманный фонарик.

Тусклый тоненький луч пополз по недвижимой, распростертой навзничь фигурке Кирюши, по его закушенным губам, судорожно сжатым окровавленным пальцам. Руки маленького моториста впились в бок. Сквозь пальцы вытекала на разорванный комбинезон алая струйка.

Капитан-лейтенант приложил ладонь к груди подростка и, ощутив трепетное биение сердца, распорядился спустить Кирюшу в кубрик.

— Положите поудобнее, — сказал он матросам, а сам, бормоча ругательства, повел сейнер вдоль берега к тому месту, откуда недавно неведомый друг сигналил флотилии об опасности.

Снова мигнул воспаленный зрачок фонарика, но шкиперы, повинуясь капитан-лейтенанту, вели суда к берегу.

«К-т-о м-о-ж-е-т п-л-а-в-а-т-ь, н-е ж-д-и-т-е, п-о-к-а п-о-д-о-й-д-е-м, — извещал командир отряда, — п-л-ы-в-и-т-е н-а-в-с-т-р-е-ч-у».

Всплески у берега дали понять, что сигнал разобран, но в ту же минуту над бухтой, заливая ее мертвенным светом, вспыхнули ракеты-люстры, выпущенные немцами, а с пригорков и холмов застрочили пулеметы и автоматы, гулко закашляли минометы.

Сотни голов чернели на поверхности моря; некоторые исчезали, пронзенные пулями, другие не надолго скрывались и, спустя несколько секунд, опять всплывали, но ближе к судам.

Усталые до изнеможения люди карабкались на борт сейнеров и ничком валились на палубу.

Несмотря на сплошную огненную завесу, флотилия почти вплотную подошла к берегу.

Враг не ожидал такой смелости. Огонь всех батарей и танков, сосредоточенных в окрестностях бухты Матюшенко, был перенесен на клочок берегового пространства, удерживаемый подразделениями морской пехоты, на узкий водный коридор между берегом и флотилией, на уязвимые с такого незначительного расстояния сейнера. Они дымились, во многих местах просверленные зажигательными пулями, но продолжали курсировать вдоль отмели, хотя немецкие танки уже сползали с холмов к взморью.