Александр Гиневский - Парусам нужен ветер

— Дарья! Дарья! Глянь, кто приехал! — засуетился дедушка около одного дома.

В окошко выглянула бабушка и куда-то убежала.

Дядя Ренат с рюкзаком на спине подбежал к дедушке, обнял его — и дедушка весь утонул в дяде Ренате, потому что он был маленький и худенький. Только серую кепку было видно.

Они поцеловались три раза.

— Борода-то зачем? Ишь, разбойник какой! Чай ведь, ещё не старый, — сказал дедушка.

— Ничего с ней не поделаешь, дед, растёт и растёт. — Дядя Ренат потрогал свою бороду.

Потом папа поцеловался с дедушкой, потом я.

— Я — дед Матвей, а ты? — спросил дедушка меня и надвинул свою кепку прямо на глаза. Они были серые, колючие. Я даже подумал, что он меня ругать будет за что-нибудь.

— Я… я… Вовка, — сказал я.

— Не тёть Матрёны внучонок?

— Я… я… папин сын.

— Дед, да это же сын Алексея Петровича! Я же тебе рассказывал, — засмеялся дядя Ренат. — И в письме писал, что приедем…

— А-а!.. Ну-ну… Писал, писал, — успокоился дедушка.

Бабушка Дарья почему-то плакала. Она вытирала глаза кончиком платка, а слёзы у неё всё равно текли. Она гладила меня морщинистой рукой по голове и приговаривала:

— Справный мальчик, справный…

— Бабушка Дарья, а почему вы плачете? — спросил я.

— Бабьи слёзы и от радости льются, — сказала она и улыбнулась.

— Ходите в избу, — позвал дедушка, — нешто тут до зари стоять?

Мы поднялись на крылечко и вошли в комнату. Она была очень большая и тёмная. Сначала я ничего не видел, а потом разглядел брёвна на потолке, много веников, какую-то сухую траву, тоже пучками. А на полу стояли деревянные бочки, грабли и ещё какие-то палки.

— Тут, в сенях, и разувайтесь, — сказал дедушка Матвей, и я понял, что это мы пришли в сени.

Вошли в комнату. И тут я так удивился, что прямо не знал, что сказать, потому что всё было как в сказке: в углу стояла большая-большая печка, на которой Емеля ездил к царю. Только на этой печке, наверно, никто не ездил. Она была новенькая и покрашена синей краской.

Возле окошек стоял здоровенный стол. Он был покрыт белой скатертью со всякими узорами. За таким столом Иван-царевич пировал.

Я на всё это засмотрелся так, что не заметил, как дедушка Матвей взял меня за руку.

— Пошли в баню, — сказал он.

В бане тоже было всё как в сказке: низенькая, с маленьким окошком и печкой. В печке помещался большой котёл. Вода в нём была горячая, дымилась. А от тёмных камней пыхало жаром. Ещё были полки, на которых парятся, и большие тазы с холодной водой.

Мне тут тоже очень понравилось. И когда дедушка Матвей спросил:

— Париться любишь?

Я взял и соврал:

— Люблю, — потому что я никогда не парился. Потому что у нас в Ленинграде ванная, а в ней разве попаришься?

— Ну, поберегись тогда, — сказал дедушка.

Я отошёл от печки, дедушка взял ковшик с поломанной ручкой, зачерпнул из котла воду и плеснул прямо на камни. Они зашипели, и сразу стало так жарко, что хоть убегай. Если бы я не сказал что люблю париться, я бы, наверно, убежал.

— Присядь, Вова, присядь. Сразу полегчает, — сказал дедушка. Я присел к самому полу, чтобы дышать, и тут с меня потёк пот. Когда я отдышался, дедушка сказал:

— Залезай ко мне на полок, будем старые кости греть.

Мы сидели и грели кости.

— Теперь давай веничком берёзовым, — сказал дедушка и стал меня парить. Он хлопал здорово, а мне вовсе не было больно. Только очень жарко.

От веника хорошо пахло. Один листок прилип к моему плечу, и он тоже пах, как веник.

А потом я парил дедушку изо всех сил, и он кряхтел, как больной. Только от удовольствия.

— Ах, ещё… Ах, ещё… — говорил он. И когда у меня кончились силы, я сказал, что устал.

— Ну, мойся, мойся, — говорит дедушка. — Чай, совсем заработался.

Как мы оделись — не знаю, но когда нам с дедушкой надо было выйти из бани, то мы совсем не могли. Мы совсем устали.

— Знатно напарились? — спрашивал меня дедушка.

— Зна-атно, — отвечал я.

После нас парились дядя Ренат и папа. Они так поддавали пару, что на улице было слышно, как шипят камни. Я даже думал, что папа с дядей Ренатом решили совсем запариться.

— Сущие бесы! — строго сказал дедушка Матвей, а по глазам его было видно, что ему очень нравятся и дядя Ренат, и мой папа, и как они здорово парятся.

Дядя Ренат и папа тоже долго не могли выйти из бани — так устали. А потом они всё же вышли. Лица у них были красные и довольные.

И вот мы сидим за столом, за которым Иван-царевич пировал. И у нас тоже пир. На столе чего только нет, а бабушка Дарья всё вытаскивает и вытаскивает ухватами что-то горячее прямо из печи. Какие-то тёти ей помогают, и они весело покрикивают друг на дружку, потому что они, наверно, любят угощать гостей.