Кристине Нёстлингер - Обменный ребенок

— А кто? — спросила Билли. Я согласился добровольно.

Папа, мама и Билли кинулись из дома. Но вскоре мама, запыхавшись, вернулась. Она забыла кошелек.

— Не бойся, Эвальд, — сказала мама прежде чем выйти. — Мы его найдем! Я уверена!

Я сел возле телефона и попытался читать газету. Но ничего из этого не получилось. Читать-то я читал, но ничего не понимал. Одна надежда — Джаспер не найдет вокзал. А если найдет — все пропало! Скорых поездов у нас много. Ждать ему не придется.

Через полчаса позвонил папа и сообщил, что на Южном вокзале Джаспера нет. Но папа предупредил полицию. Его будут искать. Может, он заблудился в городе. Папа предусмотрел и другие возможности. Четверть часа назад отбыл скорый поезд, с которым есть телефонная связь. Кондуктор уже предупрежден. Он пойдет по всем купе искать Джаспера. И кондуктор другого скорого, отъехавшего полчаса назад, будет тоже предупрежден на следующей станции. И тоже проследит.

Вскоре позвонила мама.

— Эвальд, голубчик, — сказала она. В ее голосе звучали веселые рождественские колокольчики. — Мы его нашли!

Я сообщил маме о действиях отца. Она пообещала уведомить полицию, чтобы ничего не предпринималось.

Через час вся наша семья была в сборе. Царила чудесная атмосфера. Вели мы себя, как мне теперь кажется, глупо. Мама, к примеру, спрашивала Джаспера, не поджарить ли ему рыбы. Как вы думаете, можно ли человека, собравшегося выкинуться из поезда, спрашивать о рыбе? Папа читал Джасперу программу телевидения и спрашивал, что ему хотелось бы посмотреть. Советовал ему «Высокого блондина в черном ботинке». А я? Я дурацки улыбался Джасперу.

Билли была благороднее. Она не делала ничего. Вечером, когда мы чистили зубы в ванной, Билли сказала, что не боялась за Джаспера.

— Я была уверена, что он не выбросится. Он только хотел, чтоб мы видели, как он страдает.

— Откуда ты знаешь? — спросил я, сплевывая пену.

— Я так думаю. Он не сделал бы этого. Я посмотрела расписание. Там были три скорых поезда, куда он мог бы сесть. Но не сел. Он ждал. Ждал нас.

Позже, в постели, я долго думал об этом. Может, Билли и права. Но, наверное, в конце концов он все равно бы сел в поезд и выпрыгнул, если бы его не нашла мама. Потому что вернуться и сказать: «Я передумал» — невозможно.

Мама послала меня с Билли в магазин и попросила побыть там подольше. Она хотела поговорить с Джаспером. Папу еще раньше она услала проведать бабушку.

— Понимаешь, — сказала мама Билли, немного смущаясь, — я могу любить человека, даже если он неблагоразумный. Я хочу сказать это Джасперу. Я люблю его, несмотря на то что он бьет зеркала, буйствует и вообще такой, как он есть. Мое сочувствие ему — не просто сочувствие.

Билли, не проронив ни слова, взяла сумку и направилась к двери. Мама ей вслед прокричала:

— А тебя буду любить, даже если ты будешь получать двойки, красть и курить!

— Как мило с твоей стороны! — сказала насмешливо Билли. Но думаю, мама этого не услышала, мы были уже за дверью.

Мы купили, что нужно, и пошли в кафе поесть мороженого. Там мы говорили о жизни, ее коварстве и о Джаспере. А потом и о том, как изменилась этим летом мама. Лишь заметив в сумке растаявшее масло, мы пошли домой, чтобы у нас еще и молоко не прокисло.

Джаспер был с мамой на кухне. Он ел жареную рыбу. И был почти счастлив. С обеда и чуть не до часу ночи мы смотрели телевизор. Такое у нас бывает редко. Наверное, потому, что все были потрясены.

Спокойный день. Джаспер, лежа в постели, поедал гору жареной картошки, которую ему наготовила мама. И читал книгу «По следам Финегана». Я говорю об этом не потому, что злюсь на Джаспера, а из-за мамы. Она за мной так ухаживает, только когда я бываю болен. Да и то дает мне настой ромашки, а вовсе не жареную картошку. В ответ на мое брюзжание мама объяснила, что Джаспер болен, болен душевно. А такое не излечивается настоем ромашки.

Утром позвонила госпожа Пикпир. Первой взяла трубку мама, услышав ее голос, отдала трубку папе.

— Не хочу разговаривать с этой женщиной, — сказала она. Папа заверил госпожу Пикпир, что Джаспер «happy and well up» («счастлив»), что он «а good child and high intelligent darling» («хороший и умный ребенок»), Джаспер слушал этот разговор с ухмылкой. Папа, положив трубку, прошептал маме: «Она никак не может этого понять. Глупая гусыня!» Мама в ответ прошептала, что нельзя огульно обзывать человека, если не знаешь, почему он такой. «Мы уже раз ошиблись с Джаспером», — добавила она.