Жанна Браун - Решительный сентябрь (журнальный вариант)

— Только без глупостей, слышишь?

Сергей вытащил спичку и вставил её в звонок. В квартире раздался непрерывный пронзительный вой.

Вальтер довольно потёр руки.

— Здорово! Сейчас мы выманим Рейнеке Лиса из норы.

Звонок неожиданно умолк, а из-за двери раздался хохот Вадима.

— Я вывернул пробки, жених! Ах, эти синие глаза…

Сергей с ненавистью смотрел на кожаную, выстеганную ромбиками дверь с блестящим кружочком английского замка. Ему казалось, что это не замок, это сам Вадик смотрит на него одним глазом, чистым и светлым, как тогда в школе… И это кожаное самодовольство не прошибить ничем!

Комиссар стоял молча, пощипывая бороду, сосредоточенный и хмурый, точно решал в уме сложную задачу.

— Серёга, я пошёл, здесь нам больше делать нечего, — сказал Вальтер. — А мне ещё географию учить. Нарыкова, ты идёшь?

Маруся повернулась к Сергею, секунду постояла в нерешительности, хмуря брови и покусывая губу, потом вытащила из кармана сложенный треугольником галстук и, опустив глаза, протянула Сергею.

— Вот… считай, что ничего не было.

Всё что угодно ждал от неё Сергей, но это… В первое мгновение он чуть не рассмеялся в лицо Нарыковой. Он переживал, мучился, бегал, как дурак, в училище к Славке, натерпелся позора, а оказывается, всё просто: не было — и всё. И всё! Ай да Нарыкова — Донна Маня с синими глазами! Настоящий товарищ. Принципиальный человек. Сначала сразу честно не поверила и смело осудила его публично, а потом сразу честно поверила и не побоялась исправить ошибку…

Сергей оглянулся на дверь Ефимовых — самодовольную, добротную, кожаную дверь, за которой притаился Вадик и слушает, и улыбается розовой улыбкой. Ему, конечно, тоже все сборы-разборы ни к чему. Не пойман — не вор. Напакостил — и шито-крыто…

— Было. Понимаешь ты? Было!

Маруся испуганно взглянула на комиссара: «Ну объясните хоть вы, если он сам не понимает… Вы же старший».

Но комиссар молчал и смотрел на Сергея светлыми глазами.

— Серый, не заводись! — крикнул Вальтер. — Нарыкова права. Что тебе ещё нужно?

Если бы Сергей сам знал, что ему нужно! Но то, что предлагала Нарыкова, было не помощью, не справедливостью, а подачкой. Он не сердился на неё, понимая, что она хочет ему добра. И «классная мама», и Светочка, и Вальтер — они все хотят по-хорошему, чтоб тихо-мирно… Сергею не хотелось обижать Вальтера и Нарыкову — раз они пошли с ним, значит, верят ему, но и снова вилять, как тогда в кабинете директора, он тоже не хотел.

— Не хочу я шито-крыто!

Сергей старался говорить спокойно, но не выдержал и сорвался на крик.

— Ты же правду хотела. Забыла? А теперь не надо честно признавать свою вину, да?

Маруся вспыхнула и попятилась, продолжая держать галстук в протянутой руке.

— Было, не было! — орал Сергей. — Вадима тоже не было, что ли? Ха-ха! Не волнуйтесь, будет, и ещё не раз, если шито-крыто!

Он оттолкнул с дороги руку Маруси с галстуком и помчался вниз, мимо растерянного Вальтера. Он слышал топот сзади, но не оглянулся и вылетел во двор, стремясь убежать как можно дальше ото всех: и от врагов, и от друзей.

Комиссар выбежал следом.

— Сергей, постой! Пойдём сядем.

Сергею не хотелось идти, но он не стал противиться, всё же звал его не кто-нибудь, а комиссар.

Вальтер и Маруся стояли возле штабеля и смотрели на него испуганно, как на ненормального.

— Видал? — спросил комиссар. — Подойти к тебе боятся.

— Я не кусаюсь, — буркнул Сергей.

Комиссар обрадовался.

— Слыхали? Он не кусается! Можете сесть.

Они сели, но не рядком, как прежде, а каждый на персональном ящике, и некоторое время молчали, не глядя друг на друга.

Первым не выдержал Вальтер.

— Знаешь, Серый, в другой раз предупреждай заранее, когда начнёшь с цепи срываться. Я лучше дома пересижу…

— Маруся, вы сами решили с галстуком? — негромко спросил Виктор Львович. — Вы действительно считаете это единственным и достойным выходом?

Маруся обрадовалась, что ей дали возможность объяснить.

— Когда Серёжа убежал… Ну зачем он убежал? И ещё галстук швырнул, это… это ни в какие ворота, понимаете? Света сказала, что наш класс положил на школу пятно, что Димитриева надо исключать, а потом директор в кабинете сказала, что не было ещё такого случая, чтобы исключали. Это позор на весь Ленинград…

— А ты откуда знаешь, если в кабинете? — спросил Вальтер.