Люси Монтгомери - Аня и Долина Радуг

— Расскажи мне, как все произошло, — сказал он.

— Мальчишки ловили угрей с моста, — начал Карл. — Линк Дрю поймал здоровенного… ужасно большого, я хотел сказать… я такого большого прежде никогда не видел. Он поймал его в самом начале, и тот лежал у него в корзинке долго-предолго и даже не шевелился. Я думал, он уже дохлый. Честное слово, я так думал. А потом старая миссис Карр проехала по мосту, и обозвала нас маленькими мерзавцами, и велела нам убираться домой. Мы сами ей ни словечка, не сказали, папа, честное слово. А когда она ехала назад из магазина, мальчишки подбили меня на то, чтобы я закинул того большущего угря Линка в ее бричку. Я думал, что он совсем дохлый и ничем ей не повредит, и закинул его. А потом, когда она уже въехала на холм, угорь ожил, и мы услышали ее визг и увидели, как она выпрыгнула. Мне было ужасно жаль, что я так поступил. Вот и все, папа.

Дело обстояло не настолько скверно, как того опасался мистер Мередит, но все же довольно скверно.

— Я должен наказать тебя, Карл, — сказал он печально.

— Да, папа, я знаю.

— Я… я должен тебя высечь.

Карл вздрогнул. Его еще никогда не секли. Затем, заметив, как тяжело отцу, он бодро добавил:

— Хорошо, папа.

Мистер Мередит неверно истолковал его бодрый тон и решил, что мальчик просто бесчувственный. Он велел Карлу явиться в кабинет после ужина, а когда за сыном закрылась дверь, бросился в кресло и снова застонал. Он боялся наступления вечера гораздо больше, чем Карл. Бедный священник даже не знал, чем ему высечь сына. Чем секут мальчиков? Розгой? Тростью? Нет, это было бы слишком жестоко. Тогда березовым прутом? И он, Джон Мередит, должен пойти в лес и срезать такой прут. Сама эта мысль вызывала отвращение. И тут воображение нарисовало ему забавную картину. Ему казалось, он видит морщинистое лицо миссис Карр в ту минуту, когда она заметила оживающего угря… видит, как она прыгает, точно ведьма, через колеса брички. Он невольно рассмеялся. Но сразу же рассердился на себя, а еще больше на Карла. Он принесет этот прут немедленно… и прут все же должен быть не слишком тонким.

Тем временем Карл на кладбище обсуждал предстоящие события с Фейт и Уной, только что вернувшимися домой. Всех их привела в ужас мысль о том, что он будет высечен… и к тому же папой, который никогда никого из них не сек! Но по размышлении они сошлись во мнении, что наказание будет справедливым.

— Ты сам знаешь, что это был ужасный поступок, — вздохнула Фейт. — И ты даже не рассказал о нем ни на одном заседании клуба.

— Я забыл, — сказал Карл. — К тому же я считал, что никому никакого вреда от этого не было. Я не знал, что она ушибла ноги. Но меня высекут, и мы с ней будем в расчете.

— Это будет больно… очень? — спросила Уна, тихонько вложив руку в ладонь Карла.

— Думаю, не очень, — сказал Карл храбро. — Во всяком случае, плакать я не собираюсь, как бы больно ни было. Папе стало бы так тяжело, если бы я заревел. Он и сейчас ужасно страдает. Я бы охотно сам себя высек посильнее, только бы избавить его от необходимости этим заниматься.

После ужина, за которым Карл ел мало, а мистер Мередит — вообще ничего, оба молча направились в кабинет. Прут лежал на столе. Мистеру Мередиту пришлось нелегко, пока удалось найти прут, который его устроил. Он срезал один, но затем решил, что тот слишком тонок. Карл совершил поистине непростительный поступок. Тогда он срезал другой… тот был слишком тяжел. Все же Карл считал угря мертвым. Третий больше подошел мистеру Мередиту, но теперь, когда он поднял его со стола, прут показался ему очень тяжелым и толстым… это была скорее палка, чем прут.

— Протяни руку, — сказал он Карлу.

Карл откинул голову и решительно вытянул вперед руку. Но он был слишком юн и не сумел до конца скрыть свой страх. Мистер Мередит взглянул в его глаза… да это же были глаза Сесилии… и в них то самое выражение, какое он однажды видел в ее глазах, когда она пришла, чтобы рассказать ему о чем-то таком, в чем немного боялась признаться. И вот они, ее глаза, на маленьком бледном лице Карла… а всего шесть недель назад, в одну ужасную, бесконечную ночь, он ходил по кабинету, думая, что его маленький сын умирает. Джон Мередит отбросил прут.

— Уходи, — сказал он, — я не могу тебя высечь.

Карл бросился на кладбище, чувствуя, что выражение лица папы хуже любой порки.

— Все позади? Так быстро? — спросила Фейт.

Она и Уна все это время сидели на надгробии мистера Поллока, держась за руки и стиснув зубы.