Хотя вообще-то она всегда была мне немножко маловата. И надевала я ее только, если мама заставит. Это случалось, когда мы все фотографировались. В то время папа еще жил с нами. Но если судить по фотографиям, наша семья состояла из меня и папы (или из меня и мамы — это если папа фотографировал). И ни разу не получилось так, чтобы в кадре оказались мы все трое. Сзади у этой юбки была молния. Но мне ее можно было не застегивать. На фотографии ее все равно не было видно. Видна была только толстая девочка.
Кукле эта юбка очень подошла. Ей вообще все шло. Вот только без одежды она была похожа на рыбу без чешуи.
Когда Мисс доросла до моих платьев и до моей кровати, настало самое время отдать ее в школу. По крайней мере, мне так показалось, и я ей об этом сказала.
Мисс была не против, и мы вместе отправились в школу. Мисс стала учиться читать и писать. Хуже всего дело обстояло с физкультурой. Ее длинные руки и ноги не хотели слушаться. К тому же они были слишком красивы для физических упражнений.
И таблица умножения ей никак не давалась. Когда Мисс узнала, что 3 х 8=24, то сразу спросила:
— 24 чего?
— Чего-нибудь, — ответила учительница. — Кошек, например.
Мисс улыбнулась. Она умела плакать, п и сать, говорить и улыбаться.
— Ну надо же, — сказала Мисс. — 24 кошки… И каждую нужно погладить и накормить… — И она опять улыбнулась. — По мне, лучше б это была собака. Но только одна.
— Речь вообще не о том, кошки это или собаки, — сказала учительница.
— А о чем же? — удивилась Мисс.
— О числах. Кошки — только пример. Вместо них ты могла бы взять пальцы.
— 24 пальца? Где же мне их взять?
И Мисс принялась рассматривать свои красивые пальцы с налакированными ногтями. Ведь она не ребенок и никогда им не была. Она настоящая дама, стройная, загоревшая, с красными губками, голубыми глазами и небольшим носиком.
Учительница улыбнулась. Но Мисс больше не улыбалась. Д о ма она легла на кровать и закрыла глаза, как это обычно делают куклы. Под веками у нее выступили слезы. Они были несолеными. Я это точно знала, потому что однажды их попробовала. Но все-таки это были слезы. И я протянула Мисс свой носовой платок.
— Думаешь, я такая странная? — спросила Мисс и, собравшись с духом, широко раскрыла свои голубые глаза. Теперь она сидела на кровати, положив перед собой руки.
— Да, — честно сказала я.
— А что ты еще обо мне думаешь?
— Что ты красивая.
— Очень?
— Ты худая, а я толстая, — сказала я.
Мисс кивнула. Ей было все равно, какая я. Худая или толстая. И мне ужасно захотелось заплакать, но я сдержалась. К тому же мой платок и так был весь мокрый от ее слез. И еще я хотела есть. Когда мы с мамой обедали, Мисс всегда сидела рядом. Она ничего не ела, а только пила. Жидкость ей нужна была, чтобы плакать и п и сать. Как-то она выпила кока-колы, а потом плакала и п и сала только колой. Несколько раз я пыталась ее накормить: один раз манной кашей, один раз творогом и один раз шоколадом. Но Мисс только набивала себе полный рот еды, а дальше эта еда никуда не шла. Мисс не умела жевать и глотать. Она даже не знала, как это делается. А когда я ей это продемонстрировала, Мисс начала реветь с набитым ртом. Ее белые зубы нужны были только для красоты, да еще для того, чтобы правильно произносить звук «с». В моем имени целых два таких звука — меня зовут Сусанна.
Каждую субботу нас забирал папа, и мы вместе куда-нибудь ходили. Например, на пляж или в кино. Мисс почти всегда была с нами. Она не купалась, а только загорала. Я же, наоборот, очень любила купаться. Потому что когда купаешься, видна только голова, а это у меня самое лучшее. Точнее, было самое лучшее. Теперь-то у меня и другие части тела ничего.
Мисс повсюду пускали без билета. Нужно было только доказать, что она кукла. Правда, не всегда это было так просто.
— Кукла, говорите? — спросила нас как-то билетерша в кино. — Кукла, которая умеет разговаривать и улыбаться?
— Кто умеет разговаривать? — изобразила я.
— Кто умеет улыбаться? — подхватил папа.
Мисс же усиленно затрясла головой, как будто хотела сказать: «Нет, ну честное слово, за всю свою жизнь я не произнесла ни словечка!»
Читать дальше