Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра

— К счастью, у нас в конторе есть менеджер Василий Григорьевич, который на той неделе как раз собирается в Петербург. Да ты его знаешь, с бородкой и в очках…

Я не помнила Василия Григорьевича с бородкой, но какая разница!

Весь день у меня в памяти звучала мелодия «Прощайте, Скалистые горы». Она помогала сохранять не очень-то веселое, но спокойное состояние духа. А еще помогала заглушить тревогу о Томчике, которая нет-нет да и давала себя знать.

«Завтра утром схожу к нему снова», — решила я.

Утром Томчик появился сам — около десяти часов, когда я уже собралась из дома.

— Ну, наконец-то… бродяга. Где ты был эти дни?

Спокойным голосом и почему-то глядя в сторону, Томчик сообщил, что они с отцом на три дня ездили к какому-то дяде Сереже в Калинцево.

— А вчера я заходил, тебя не было. Соседка выглянула, сказала, что ты ушла.

— Я уходила всего на полчаса, на почту.

— Значит, так совпало… А потом я пошел к Нику, и мы до вечера были на озере, на пляже…

— Я с Ником поссорилась, — бухнула я сразу, чтобы не томиться.

— Знаю… — Томчик скинул кроссовки, забрался с ногами на диван-кровать, сел, обхватив колени. И смотрел то ли с укором, то ли просто с печалью.

Я заметила, что правый карман у него опять надорван, а рядом с давно засохшей царапиной еще одна — припухшая, с мазком йода. «Будто и правда стрелял в том сне!»

— Что, опять грохал из своего нагана, да?

— Нет. С чего ты взяла?

— Потому что у тебя вновь порвано и расцарапано. Я вижу, вон…

— Просто зацепился за сучок…

— Давай зашью карман.

— Не надо, тут же не сильно порвано. Вечером сам зашью…

Тогда я сказала в упор:

— Ты на меня сердишься из-за Ника, да?

Он сел прямо, вцепился в коленки побелевшими пальцами, глянул распахнутыми глазами.

— Женя, я ни капельки не сержусь. Я только очень-очень хочу… чтобы вы крепко помирились.

— Господи, а я разве не хочу?

Томчик сбросил с кровати ноги, откинулся, уперся сзади ладонями. Глянул снизу вверх, я стояла перед ним, длинная и глупая.

— Так иди и помирись!.. Хочешь, пойдем вместе?

— Я… хочу.

— Идем прямо сейчас!

— Ладно… Подожди. Надо собраться с духом…

— Зачем…

Я прочувствовала себя виноватой дошкольницей.

— Ну, Томчик… стыдно же. Сперва наорала на человека ни за что, а теперь…

Он смотрел очень серьезно. Даже брови свел, но не от строгости, а от внимательности.

— По-моему, если человек первый просит прощения, это не стыдно. Даже если виноват… Папа недавно мне тоже сказал: «Ты мня прости…»

— За что?!

— За то… что случилось прошлым летом. Я рассказывал. Про ружье…

— Томчик… это он, когда увидел, как ты палишь из нагана?

— Ничего он не видел. Все было по-другому…

— А как?

— Вчера… Мы переночевали в палатке, на берегу. Потом свернули ее и пошли на станцию. Я сунул руку в карман, я часто проверяю, на месте ли она… — Томчик извернулся, вытащил из левого кармана монетку с «Резольютом». — Вот… А ее не было!.. Я так перепугался! Говорю: «Наверно, выронил у костра. Надо идти, искать…» Папа говорит: «Не выдумывай, на поезд опоздаем». А я сказал, что все равно надо идти. Потому что я без нее не могу… Папа сказал: «Тогда иди один. Найдешь и возвращайся сам, на следующей электричке». Потому что ему надо было на работу… И наверно, он думал, что я один через лес не пойду…

— И ты пошел?

— Женя, а что было делать?

— И нашел монетку?

— Да, у самого кострища. Лежит и блестит, будто ждет… И тут подошел папа. Вернулся… Взял меня на руки и говорит: «Толька, ты меня прости…» Я сказал: «Да ладно, я бы вернулся сам, не маленький». А он: «Я не за это, я за все… И за то, как в прошлом году, с ружьем…» Вот… На электричку мы опоздали, ну и пусть… Теперь мы никогда не будем ссориться… Я папе рассказал, что в фильме стрелял не по правде, а он только посмеялся. Мы оба смеялись…

Я понимала, как радостно сделалось Томчику там с отцом. И какой счастливый он вернулся. А здесь — эта глупая история со мной и Стаканчиком.

— Томчик, ладно! Идем!

Он заулыбался… и вдруг перестал. Звонко хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ой! У меня, наверно, бабушкин склероз! Я забыл, что Ника не будет дома до трех часов! Он говорил вчера, что пойдет со своей мамой по каким-то делам!

— Не беда. Пойдем после трех.

— А ты не передумаешь?

— Клянусь!

Томчик заулыбался опять.

— Значит, можно не торопиться, да?

— Можно…

— Тогда я посмотрю корабли. — Томчик дурашливо свалился на бок, дотянулся до тяжеленной книги «Самые знаменитые парусные суда», которую я недавно выложила на край дивана. Потянул к себе…