Гюнтер Герлих: Девочка и мальчик

— Целый день лежать скучно.

— Читай. Ты же никогда раньше не скучала.

— Нельзя всегда читать, — говорит девочка.

— Ужинать будем все вместе. Скажи Габриеле, чтоб накрывала на стол. Все уже готово.

— И я могу накрыть.

— А ты лежи на кушетке. Слышишь!

По когда мать ушла, Катрин встает и тут же чувствует боль. Она выдвигает вазу на шкафчике вперед, чтобы свет лучше падал на цветы.

Мать не заметила цветы, у нее в голове портниха. Интересно, что она себе теперь шьет? Речь шла о костюме. Целыми вечерами перелистывала она модные журналы, а Габриель неутомимо давала ей советы по части моды. Удивительно, но мать очень редко просит Габриель сшить ей что-нибудь. Может, она и права, а то начались бы пренеприятные споры и волнения. Мать и Габриель во многом слишком похожи.

Габриель тотчас увидела цветы и, высоко подняв брови, удивленно разглядывает свою маленькую сестренку.

— От него?

— Да.

— Прекрасный букет.

— Заходил узнать, как я себя чувствую.

— Понятно, чего же еще!

— Привет тебе от мамы, готовь ужин.

— А чем же он занимается, если днем свободен?

— Учится в школе.

— В школе?

— В одиннадцатом классе.

— Ну и ну. У меня тоже был когда-то такой мальчик.

— Знаю. Влюблен был в тебя по уши. А когда ты бросила его, нос повесил.

— Как твоего-то зовут?

— Франк.

— Франка у меня еще не было, — говорит Габриель.

Она задумалась. Думает о Франке, с которым не знакома? Катрин как-то вдруг бессознательно чувствует, что сестра может стать опасной. Что же делать? Следить? За кем следить? За Франком, который пришел просто потому, что хорошо воспитан?

А Габриель, вот поистине человек настроения, думает уже только об ужине. Сейчас сотворит что-нибудь такое-этакое. Когда родители вернутся, они еще на лестнице это заметят. Габриель хочет закатать бутерброды с колбасой в сыр и запечь их, на пряности она не поскупится. Катрин слышит, как сестра возится на кухне, при этом весело, с какими-то хриплыми переливами напевая. Время от времени Габриель мечтает стать звездой эстрады, исполнительницей шлягеров. У нее и фигура, и манера держать себя — классные, а самоуверенности хоть отбавляй. Только вот голосок подкачал.

Как-то отец сказал:

— У нас в мастерских есть пила, до чего же она прекрасно и пронзительно визжит.

Габриель смертельно обиделась.

Сейчас она с подъемом хлопочет на кухне, а между делом забежав в комнату Катрин, глянула на цветы, поправила букет. Выходя, она бросает:

— Твой мальчик, кажется, о’кей.

Катрин думает: мой мальчик? Чушь. А впрочем…

Нет, это чушь. Не годится себе такое воображать.

Сомнения последних дней рассеялись. Минута в минуту стоит Франк у дверей квартиры, он запомнил время, когда Катрин нужно к врачу. Ей остается только натянуть куртку. Девочка проворно одевается в прихожей, освещенной слабым солнечным светом.

— Нога, видно, уже в полном порядке? — интересуется Франк.

Катрин чувствует, что он испытывает облегчение. Но она не хочет, чтобы все уже было в полном порядке. Она твердо решила сказать врачу, что ходить ей еще трудно. Ведь послезавтра она с отцом и матерью должна ехать в загородный домик.

Франк, кажется, повеселел, и она старается не думать об отъезде.

— На улице холодно? — спрашивает она.

— Отличная погода, — отвечает Франк, — по радио опять предсказали снег.

— А я думала, ты забыл, что мне сегодня к врачу.

— Как же я мог забыть? — удивляется Франк. — Хоть так, хоть этак, а не мог я этого забыть.

Чудно сказано, Катрин его слова еще обдумает. Она закрывает дверь комнаты, разом обрезав солнечные дорожки в прихожей. И на входной двери видит тень франка. Он кажется ей сегодня выше, чем позавчера. Возможно, он просто высоко поднял плечи. На лестнице он пропускает ее вперед и внимательно приглядывается к ее походке.

— По утрам всегда лучше, — говорит она.

— Поддержать тебя?

— Да я же не бабка.

Он пожимает плечами.

— Знаю.

Катрин жалеет, что сказала так. Он ведь хотел ей помочь. И ей было бы приятно.

Поэтому Катрин быстро спускается с лестницы. Но на последней ступеньке у нее подворачивается нога, и она хватается за перила. Ногу пронзает сильная боль.

— Всегда и во всем надо знать меру, — говорит Франк, берет ее под руку и больше не выпускает. Он держит сильно и в то же время бережно.

Яркий свет на улице слепит глаза. Свежевыпавший снег сверкает, у тротуаров уже высятся маленькие снежные кучки. Все вокруг еще белым-бело.