Виктор Кава - Трое и весна

В Любиной хате тепло желтели окна. К нам под ноги выскочил чёрный пёсик. Облизал нам руки, щеки, носы, жалобно заскулил — стал проситься в хату.

Постучали. Молчок. Подождали немного и толкнули дверь.

— Ой!..

Кто-то прытко метнулся на печь, только голые пятки мелькнули.

«Люба!» — догадался я.

Мы деликатно постояли на пороге, пока она там, на печи, приходила в себя от неожиданного визита.

Пришла в себя, но не слезает. Только голову высунула, сверкает испуганными глазами. На щеках — румянец.

— Ой, откуда вы?

— Да из лесу. Ветром нас принесло, — надул губы Грицко. — А ты что, вместе с курами на насесте?

Нет, — уже смелее смотрят Любины очи, — по хозяйству… дрова рубила.

Скрипнула дверь. Зашла тётка с большой охапкой дров. Грохнула их к печке. Сняла платок, что сполз ей на лоб. На нас глянули в точности Любины глаза, только поблёкшие.

— Ого, аж два зятя в хату, — поздоровавшись, весело сказала тётка.

Люба мигом скрылась на печи, оттуда зашикала на мать.

— Идём за дровами! — толкнул меня Грицко.

Опрометью выскочили на двор. Пообещали дрова переносить.

Перенесли. И ещё порубили узловатый комель на поленья.

Люба спустилась с печи. Мы сели на полати и стали играть в домино. Ели мочёные вкусные яблоки.

На душе было так легко, будто я выздоровел после тяжёлой болезни.

На Любу я только краем глаза поглядывал. Но видел, чувствовал её все время. Даже тогда, когда смотрел в окно, где стеной стояла сине-чёрная ночь.

У Любы играли на щеках ямочки. Она рассказывала о первых впечатлениях от школы. Их, студентов первого курса пединститута, знакомили с учениками и учительской работой.

— Один мальчик из первого класса говорит: «А где же ваши конфеты? Что это за гости?..»

Мы посмеялись. И у меня, и у Грицка оказалось на памяти тоже немало разных историй.

Так не хотелось идти из хаты! Но старые часы на стене — с замком вместо гири и одноглазой совой на циферблате — уже натикали десять.

Люба вышла проводить нас. Стояла возле меня в накинутом на плечи пальто, дрожала.

Я долго возился с креплением. Долго натягивал рукавицы. Грицко уже был за калиткой.

А мой язык будто онемел.

Тогда Люба отважилась. Наклонилась к моему уху, дохнула теплом:

— Я послезавтра… буду у Кати…

И тут же метнулась в хату. Только щеколда громко звякнула.

Словно на крыльях вылетел я в поле.

А там нас с Грицком подхватил ветер. И понёс, понёс по насту! Успевай только ногами двигать да палки переставлять!

Поживившись где-то доброй пригоршней колючего снега, ветер неутомимо гнал её по звонкой, будто стеклянной поверхности поля.

И под этот неутихающий шорох сладко и тревожно думалось о Любе. И о той жизни, которой ещё так бесконечно много впереди.

А над нами, на страшной высоте, наперегонки с призрачными клочьями туч катился серебряный месяц. На его добродушном лице играла по-весеннему таинственная улыбка…

Какой же это урок, если он — последний в четверти? Да ещё когда учительница раздавала табели и каждый, нетерпеливо пробежав глазами свой, заглядывает в соседов: не обскакал ли его сосед, не гуще ли у него четвёрок и пятёрок? И солнце, выбившись из серых, точно перепревшая солома, туч, тоже заглядывает в класс и как бы приглашает: ну-ка, мальчики и девочки, оставьте все премудрости науки и бегите скорее под мои тёплые лучи.

Учительница Мария Игнатьевна вместе со всеми поворачивает голову к окнам, освещённым ярким солнцем, улыбается прищуренными под очками глазами. И неожиданно вместо слов, которые мы с таким нетерпением ждали: «Ну, а теперь по домам», говорит:

— А теперь получите задание на каникулы. Чтоб не забыли, как ручку держать, напишите сочинение о весне.

Мы тихонько вздохнули.

— Какая там весна? — сморщил физиономию Степан Околот, заядлый футболист и первоклассный лодырь. — Кругом грязища и лужи. Негде даже два на два в футбол сыграть. Что, про грязищу и лужи писать?

Глаза Марии Игнатьевны за стёклами очков превратились в узенькие насмешливые щёлочки.

— Вот и напишешь про эту вредную весну, которая не даёт тебе до седьмого пота мяч гонять. И может, при такой погоде выберешь время да прочитаешь хотя бы две книжки.

Шутка учительницы всех нас развеселила. С весёлым громким смехом мы опрометью выскочили из класса.

Пустившись галопом по улице, прямо по снежной каше и лужам, мы с моим приятелем Андреем решили сегодня же написать сочинение, чтобы всю неделю быть свободными — гуляй сколько влезет.