Василий Алферов - Утро года

Плетение садков нам пришлось осваивать несколько дней. Много помучились, много испортили прутьев, но все-таки добились своего. Садки получились хорошие, и мы были очень довольны.

Потом неожиданно мы получили заказ на две корзины. Пришел лавочник Афанасьич и сказал:

— Мне нужны две большие корзины. Вот такие! — широко раскинул он руки. — Каждая должна быть с двумя ручками. Сумеете сплести?

— Попробуем, — ответил Яшка. — Мы садки и то сумели.

— Знаю, что вы мастера хорошие, поэтому и заказ даю, — улыбнулся Афанасьич. — За работу крючками рыболовными заплачу. Все равно вам покупать их придется.

В разговор вмешалась Яшкина мать, тетка Ольга.

— У моего вон пузо голое, рубашка с плеч сваливается, — показала она рукой на Яшку, — а ты — крючки. Деньгами сколько-нибудь заплати…

— Крючки у нас есть, — сказал я.

Афанасьич помолчал немного, потом протянул:

— Та-ак… Ну что же, не хотите крючками брать, деньгами заплачу. Полтину за две корзины.

— Мужики рубль за одну такую корзину берут, а ты полтинник даешь за обе, — заметила тетка Ольга.

— Ну, то мужики, а я ведь не к мужикам пришел, — проговорил Афанасьич.

А когда мы с Яшкой отказались плести корзины за предложенную цену, Афанасьич, уходя, сказал:

— Ладно, еще гривенник прибавлю. Теперь как хотите.

Мы согласились.

Для двух больших корзин прутьев надо было много. И прутья должны быть крупные, а таких поблизости не было. За ними нужно было идти за Волгу, версты за четыре.

С вечера мы приготовили санки, веревки, наточили ножи. А утром чуть свет, одевшись потеплее, отправились в путь. Был сильный мороз, слегка мела поземка. Под ногами звонко похрустывал снег, и мы, закрывая варежками носы, зябко ежились.

— Тебе, Вась, холодно? — спросил меня Яшка.

— Маленько холодно.

— Сразу, когда из тепла выйдешь, всегда бывает холодно. А потом разогреешься. Эх и далеко нам идти!

— Зато там прутья хорошие, — сказал я. — Нарежем побольше, может, на четыре корзины хватит.

— Ну да, чтобы не даром идти в такую даль.

За селом дорога спускалась под крутую гору. Мы сели на санки и вихрем промчались до самой околицы. Ветер дул в спину, подгонял нас.

Почти до самого места дорога была хорошая: мужики возили сено из дальних лугов и укатали ее.

У левого берега Волги нам пришлось свернуть в сторону и немного пройти целиной до острова, на котором рос густой ровный тальник.

Когда мы дошли до острова, Яшка весело воскликнул:

— Эх, вот это прутья! Как их тут много…

Мы примяли вокруг себя глубокий рыхлый снег, присели на санки, огляделись. Здесь, в тальнике, было тихо, только вдоль опушки все сильнее и сильнее дымилась поземка, наметая острые гребни снега. Наскоро съев по кусочку хлеба, мы с жаром принялись за работу. Ходили по тальнику, вязли в сугробах. Пока нарезали по огромному пучку прутьев, валенки наши были набиты снегом.

А между тем на ледяном просторе Волги начинала разыгрываться метель — самая настоящая, буйная. В такую погоду трудно не только пройти, но и проехать. Не подозревая об опасности, мы спокойно уложили на санки пучки нарезанных прутьев и туго увязали их веревками. Нас ободряло и радовало то, что завтра же мы приступим к выполнению заказа и получим за свой труд по тридцать копеек.

Мы выбрались на дорогу, вытрясли из валенок снег, потуже подтянули подпояски, глубже, на самые глаза, надвинули барашковые шапки и пошли. Сильные толчки ветра сбивали с ног. Впереди, на расстоянии в несколько шагов ничего не было видно. Все кипело, как в огромном котле. Яшка подошел ко мне и в самое ухо тревожно прокричал:

— Как бы нам не сбиться с дороги!..

— Не собьемся, не ночью! — успокоил я.

Шли гуськом — я впереди, Яшка — за мной. Ветер налетал на нас откуда-то сбоку и яростно окутывал колючей снежной пылью. На гладкой, накатанной дороге снег не задерживался. Его сдувало и уносило в ложбины, и тут местами приходилось вязнуть.

Волгу перешли без отдыха. И только за крутым перевалом, где дорога повертывала в луга, мы остановились и сейчас же как подкошенные сели на снег. Несколько минут сидели молча, уткнувшись в пучки прутьев. Потом, немного отдохнув, я поднялся и сказал Яшке:

— Ну, пойдем потихоньку. Теперь уж меньше половины осталось. До старой ветлы дойдем — там в дупло заберемся, отдохнем…

Яшка с трудом приподнялся на ноги и, чуть не плача, сказал:

— Я, наверно, не дойду до дому… У меня сил больше нет. Давай сбросим прутья и с пустыми санками пойдем…